силой ощутить женское благородство и нежность. Нет потому ничего удивительного в том, что главный зритель этой прелестной картины вечер от вечера влюблялся все сильнее, и пока старшие предавались игре в вист, молодежь играла в еще более захватывающую игру, козырями в которой всегда выступают черви – пылающие сердца.

Роза, игравшая в этом спектакле роль непарной пары, скоро разобралась, что к чему, и чувствовала себя примерно так, как, наверное, чувствовала себя стена, когда Пирам ухаживал сквозь ее трещины за Фисбой[24]. В первый момент она слегка всполошилась, потом обрадовалась, потом встревожилась, потом заинтересовалась всей душой, как оно свойственно женщинам в подобных случаях, и с большой охотой продолжала играть роль посредницы, хотя порою и чувствовала в теле дрожь от насытившего воздух электричества. Вслух она ничего не говорила, дожидалась, когда Фиби сама скажет свое слово, вот только Фиби молчала и, похоже, сомневалась в очевидном, пока сомневаться не сделалось невозможно, – тогда бывшая служанка внутренне сжалась, будто пойманная на каком-то проступке, и стала пользоваться любым предлогом, чтобы не появляться в «девичьем уголке», как называли это милое убежище.

Этому весьма способствовала необходимость готовиться к концерту – вечер за вечером Фиби ускользала наверх, чтобы поупражняться, Арчи же оставался сидеть, устремив сокрушенный взгляд на заброшенную рабочую корзинку и немое фортепьяно. Розе было его жаль, хотелось что-то сказать ему в утешение, но она стеснялась: Арчи был человеком сдержанным, поэтому она предоставила ему продолжать безмолвные ухаживания, как ему вздумается, ощущая при этом, что развязка уже близка.

Последние сомнения исчезли у нее на концерте, где она сидела рядом с Арчи: вся родня кивала и улыбалась, болтала и смеялась – настроение было приподнятым, – Арчи же молчал как рыба и сидел, стиснув руки на груди, будто удерживая там непокорные чувства, стремившиеся наружу. В программку он даже не заглянул, но Роза узнала о выходе Фиби по его судорожному вздоху, по тому, каким сосредоточенным стал его прежде рассеянный взгляд.

Роза, впрочем, и сама волновалась, поэтому ей было не до Арчи: в груди трепетали страх и надежда, сопереживание и восторг – ведь на кону стояло будущее Фиби. Зал был переполнен, аудитория собралась неоднородная, значит мнение будет беспристрастным; на сцене стояли сиротки с сияющими личиками – наиболее действенное напоминание о том, в чем основная цель этого события.

– Ах, милочки, хорошенькие-то какие!

– Бедняжечки, совсем маленькие, а уже без отца, без матери!

– Позор городу, если этих девочек оставят без необходимой помощи!

– Можно внести вклад по подписке, причем дивная мисс Кэмпбелл одарит вас самой очаровательной своей улыбкой, если вы вручите ей солидный чек.

– Я уже слышал эту Фиби Мур, голос у нее действительно приятный, жаль, что она не хочет петь в опере.

– Сегодня она споет только три вещи; очень скромно, притом что она – звезда вечера, так что давайте вызовем ее на бис после итальянской арии.

– Смотрю, сиротки собрались петь. Если хочешь, заткни уши, но не забудь потом поаплодировать, а то дамы никогда тебя не простят.

Такими репликами обменивались за колышущимися веерами, шуршащими программками – а капельдинеры так и носились по залу, и вот наконец появился некий важный джентльмен, отвесил поклон, шагнул к дирижерскому пульту и взмахнул палочкой, вызвав колыхание белых фартучков: сиротки тонкими пронзительными голосками запели всем известную «Америку», попадая по мере сил в такт и в ноты. Раздались дружные аплодисменты, подогретые жалостью и патриотизмом, после чего девочки сели на свои места, сияя от невинного удовольствия.

За этим последовала инструментальная пьеса, после чего моложавый джентльмен с живописно растрепанными волосами и (как это называли его друзья) «челом музыканта» взбежал по ступеням и, сжимая свернутые ноты в затянутых в перчатки руках, хрипловатым тенором сообщил зрителям, что «Прелестна ты, фиалка».

Что там еще содержалось в этой песне в плане смысла и чувства, так и осталось загадкой, ибо все три нотных листа состояли из одних только вариаций этой строки, а кончилось дело протяжной трелью, от которой чело юного музыканта зарумянилось, и к моменту выхода на поклон он остался почти без воздуха в груди.

– Теперь ее очередь! Ах, дядюшка, у меня сердце бьется так, будто мне самой выступать! – прошептала Роза, а потом тихо ахнула, сжимая локоть доктора Алека.

Рояль выкатили на середину сцены, дирижерский пульт сдвинули в сторону, и все взоры обратились к выходу из-за кулис. Роза забыла посмотреть на Арчи, да, пожалуй, и правильно сделала, потому что сердце его стучало чуть ли не на весь зал, пока он ждал выхода своей Фиби. И тут статная девушка в платье винного цвета, без всяких украшений, помимо собственных роскошных волос и белого цветка у шеи, шагнула на сцену, но не из-за кулис, а из гущи детей – она сидела с ними все время в тени органа. Она была бледна, но явно не теряла присутствия духа, потому что медленно прошла по узкому проходу меж повернувшихся к ней маленьких лиц, придерживая юбки, чтобы не задеть ими какую-нибудь детскую головку. Фиби встала перед залом, отвесила торопливый поклон и, сделав знак аккомпаниатору, застыла в ожидании, устремив взгляд на позолоченные часы на противоположной стене.

На них она и смотрела по ходу всего исполнения, но в самом конце бросила быстрый взгляд на взволнованное девичье лицо в первом ряду; после этого, с таким же торопливым поклоном, она снова села среди детей – они встретили ее кивками и аплодисментами, потому что им очень понравилась исполненная ею баллада.

Остальные галантно последовали их примеру, но аплодировали без энтузиазма: было ясно, что Фиби не произвела сильного впечатления.

– Она в жизни еще так плохо не пела, – сокрушенно пробормотал Чарли.

– Испугалась, бедняжка. Ничего, со временем это пройдет, – добродушно сказал дядя Мак.

– Знаю, что испугалась, я на нее таращился, что та горгона, но она на меня и не взглянула, – добавил Чарли, перестав хмуриться и разглаживая скомканные перчатки.

– Первый номер – самый сложный, она справилась лучше, чем я ожидал, – вставил доктор Алек, изо всех сил стараясь не выдать своего разочарования.

– Не переживай. Фиби мужества не занимать, она сегодня вечером нас еще поразит, – предрек дядя Мак с несокрушимой уверенностью, ибо знал то, чего не знали другие.

Роза промолчала, лишь под прикрытием своего бурнусика коротко сжала ладонь Арчи, ибо он опустил руки – напряжение явно спало – и одна из них теперь лежала на колене, другою же он с облегчением вытирал лоб.

Сидевшие рядом друзья вполголоса отпускали комплименты, выражая удивление и восторг по поводу