– Просто великолепно! Давайте еще раз, а я вам подыграю!

Стив тут же вскочил и в страшном смущении сорвал с себя скатерть, а Мак – он все потирал лоб – плюхнулся в кресло, пытаясь сохранять вид бодрый и невозмутимый, а потом пропыхтел:

– Как жизнь, кузина? Ты давно пришла? Джон нам почему-то не доложил.

– Я этому очень рада, иначе я бы пропустила эту трогательную сценку – иллюстрацию к родственной приязни и братской любви. Смотрю, ты готовишься к следующему балу.

– Пытаюсь, но столько всего нужно помнить и делать одновременно: держать ритм, двигаться прямо, не наступать на нижние юбки и как-то управляться с собственными дурацкими ногами – поначалу это нелегко, – ответил Мак, утомленно вздыхая и утирая разгоряченный лоб.

– Так тяжко мне еще не приходилось, а поскольку крепостью я не отличаюсь, то не желаю, чтобы меня и дальше роняли на пол, – проворчал Стив, отряхивая колени брюк и скорбно разглядывая свои ноющие ступни, на которые нынче наступили не раз и не два; бальные башмаки и брюки были очень дороги сердцу юного щеголя.

– Ты молодец, и я премного тебе обязан. Общую идею я понял, дальше могу поупражняться со стулом, чтобы было за что держаться, – заявил Мак с такой комичной смесью благодарности и безропотности, что Роза вновь прыснула, а кузены, не выдержав, последовали ее примеру.

– Поскольку мой рыцарь решил ради меня принять мученичество, мне только и остается, что прийти ему на помощь. Поиграй нам, Стив, а я дам Маку урок – если, конечно, он не предпочтет мне стул. – И Роза, сбросив шляпку и накидку, поманила кузена так ласково, что не устоял бы и самый суровый философ.

– Миллион благодарностей, вот только я боюсь тебя зашибить, – признался Мак, который хоть и испытывал признательность, но еще не забыл былые свои невзгоды.

– А я не боюсь. Стив плохо управляется со шлейфом: опытные танцорши всегда его подбирают. А у меня шлейфа нет вовсе, так что эта проблема уже решена; кроме того, под музыку держать темп гораздо проще. Просто слушай, что я тебе говорю, и после несколько туров все пойдет как по маслу.

– Буду слушать! Давай, Стив, играй! Ну же, Роза! – Мак с чрезвычайно решительным видом откинул волосы с лица и, ухватив Розу, вернулся к исполнению своего замысла – отличиться в танце, даже если по ходу дела придется умереть самой страшной смертью.

Второй урок прошел очень недурно, ибо Стив помогал танцорам держать темп, со всей мочи ударяя по клавишам, Мак слушался всех распоряжений так, будто от этого зависела его жизнь, – и вот, после нескольких едва предотвращенных катастроф и нескольких изрядных перепугов, Роза, к своему удовлетворению, поняла, что ее вполне уверенно ведут по залу, а закончилось все изящным пируэтом в его конце. Стив зааплодировал, а Мак, пребывая в полном упоении, воскликнул с безыскусной откровенностью:

– Умеешь же ты вдохновить, Роза! Я раньше терпеть не мог танцы, а теперь, представь себе, мне даже нравится!

– Я так и думала, только после окончания не надо стоять вот так, держась за партнершу. Нужно сесть и обмахнуть ее веером, если она попросит, – наставляла Роза, стремясь передать своему ученику, столь прискорбно невежественному, как можно больше знаний.

– Да, конечно, я знаю, как это делается! – Мак выпустил кузину и поднял вокруг нее небольшой ураган, орудуя сложенной газетой, – рвение его было столь велико, что у нее не хватило духу читать ему новые нравоучения.

– Вот и молодчина. Ты начинаешь внушать мне надежды – пойду-ка закажу тебе новый фрак, раз ты решил жить, как положено приличному человеку, – откликнулся с музыкального стульчика Стив, одобрительно кивнув с видом этого самого «приличного человека». – И если ты, Роза, еще немного поднатаскаешь его в искусстве светской беседы, он больше не станет выставлять себя на посмешище, как в тот вечер. Причем я не про его геологические тирады, хотя и в них нет ничего хорошего, а про разговор с Эммой Кертис – вот это был полный кошмар. Ну-ка, Мак, расскажи ей, как это было, – она подтвердит, что Эмма имела полное право счесть тебя первостатейным занудой.

– С чего бы это? Я просто попытался завести осмысленный разговор, – начал оправдываться Мак, которого и так уже задразнили кузены, поставленные в известность его братом.

– И что ты ей сказал? Обещаю не смеяться – если сдержусь. – Розе очень хотелось узнать всю правду, судя по блеску в глазах Стива ужасно смешную.

– Ну, я знал, что она любит театр, с того и начал, и все шло довольно гладко, пока я не перешел к рассказу о том, как оно было устроено в Греции. Очень, кстати, интересная тема.

– Воистину. Ты ей продекламировал текст для хора или отрывок из «Агамемнона» – как в тот раз, когда рассказывал об этом мне? – осведомилась Роза, с трудом сохраняя серьезность на лице, ибо то была изумительная трагикомическая сцена.

– Нет, конечно, зато я посоветовал ей почитать «Прометея», но она почему-то захихикала, прикрывшись веером, и заговорила про Фиби. Мол, какая та «милочка», «знает свое место», одевается как пристало – в общем, всякий такой бред. Я, наверное, поступил не очень вежливо, но она несколько ошарашила меня тем, что так резко прервала, и я выпалил первое, что пришло в голову: что, на мой взгляд, Фиби одета красивее всех в зале, потому что не носит всяких оборочек и перьев, как большинство девушек.

– Ах, Мак! Сказать такое Эмме, для которой следовать всем модным веяниям – дело жизни, а в тот вечер она особенно расстаралась! И как она ответила? – воскликнула Роза, испытывая искреннее сочувствие к обеим сторонам.

– Взвилась на дыбы и бросила на меня убийственный взгляд.

– А ты что?

– Прикусил язык, но только попал из огня да в полымя. Следуя ее примеру, я сменил тему и заговорил о благотворительном концерте для сирот, а когда она принялась лепетать про «маленьких душечек», я посоветовал ей усыновить одну из этих душечек, а потом выразил свое удивление, почему молодые дамы так не поступают, а вместо этого трясутся над всякими кошечками и собачками.

– О несчастный! Она обожает свою болонку, а детей терпеть не может, – сообщила Роза.

– Ну и дура. Ладно, я ей высказал все, что об этом думаю, и ей это наверняка пошло на пользу, потому что потом я еще добавил, что это будет не просто очень благородный поступок, но и прекрасная подготовка к тем временам, когда у нее появятся собственные маленькие душечки. Ты ведь знаешь, что эти бедняжки часто погибают