– Мне нравится, как ты выглядишь.

Нейт слегка хмурится, и я понимаю, что мне не следовало это говорить. Я сказала странную вещь и не хочу, чтобы он просил у меня объяснений. Я никогда не говорила ему про свою лицевую слепоту. Он ничего не уточняет, просто спрашивает:

– Что ты хочешь?

– Мне нужно добраться до скрытого уровня в игре Джозефа.

– Ради всего святого, мы это обсуждали, когда ты была младше. Я не могу до него добраться. Я тебе это говорил. И какое значение это имеет сейчас? Джозефу плевать на то, что кто-то думает.

– Ты не слышал последние новости?

– Я не слушаю и не смотрю новости. Это плохо для моего давления. Что за новости?

– Он в сознании.

– Ты о чем? Он был в коме двадцать лет.

– Вначале был, но ситуация изменилась. Теперь он в сознании, но все еще не может разговаривать и шевелиться.

– Нет. – Судя по виду, Нейт в ужасе. – Этого не может быть.

– Прости, – говорю я.

– Черт побери! – кричит Нейт. – Ты хочешь сказать, что он там лежит и слушает, как люди вокруг него говорят, что он убийца?

– Я просила их об этом не говорить.

– Охренеть! Да что же это такое-то? Ты уверена? Абсолютно уверена? Он был моим другом. Я этого не вынесу. Я думать не могу о том, что с ним случилось.

– Мне очень жаль.

– Знаешь, в девяностые годы он очень увлекался одной игрой. Сейчас бы ее вряд ли выпустили, а тогда она имела высокий рейтинг. Знаешь, как она называлась? «У меня нет рта, и я должен кричать»[21]. У меня нет рта, и я должен кричать. Твою мать, это же он сейчас. Твою ж мать!

– Нейт, на самом деле… это не все. Ты знаешь, что один мальчишка видел, как в ту ночь от Красного дома отъезжали две машины?

Он хватается руками за голову и сжимает виски.

– Что? Кто-то видел еще одну машину? Конечно, я этого не знал. Это сказал не один из психов?

– Он говорил убедительно. Он упомянул такие вещи, которые мог знать, только если находился в нужном месте и примерно в то время.

– Я никогда не верил, что это сотворил Джозеф. Ради всего святого!

– Тот парень все рассказал полиции через несколько лет, но его показания их не заинтересовали.

– Вероятно, потому, что ты сказала, что это сделал Джозеф, – выплевывает слова Нейт.

Вот она. Роль, которую я сыграла. Моя вина.

– Я не помню, что там происходило. Мне было пять лет, – говорю я.

– Несчастный парень. Несчастный парень, черт побери!

– Мне нужно выяснить, что на самом деле случилось в ту ночь, – говорю я. – Это мой долг перед Джозефом. Мне нужно добраться до скрытого уровня. Именно поэтому я здесь.

– Я не могу до него добраться. Думаешь, я не пытался?

– Значит, он существует?

– Да. Он существует. Но на него не попасть. Может, если бы мне удалось посмотреть последний блокнот Джозефа…

– Значит, блокноты на самом деле были?

– Да. Но я не знаю, где они. Он обычно их прятал. Мне нужен самый последний. Он может валяться где-то в Красном доме, раз его не было при Джозефе в ту последнюю ночь.

– Как ты думаешь: Джозеф включил в игру что-то из случившегося в ту ночь? На скрытый уровень?

– Да, это было бы как раз в его стиле.

– Почему ты не позволишь поработать другим программистам, если тебе самому не добраться?

– Я не хочу, чтобы другие люди видели код. Для меня это как предательство. – Похоже, в голове у Нейта что-то щелкает, словно он забывал, с кем разговаривает, а теперь вспомнил. – Уйди, пожалуйста.

Я чувствую вспышку злости от того, что он до сих пор думает, будто это я облила его кислотой.

– Полиция считала, что ты мог участвовать в убийствах, – говорю я. – Ты поэтому не разрешаешь никому взглянуть на код?

Выражение лица Нейта меняется так быстро, что у меня все сжимается внутри, и я мгновенно сожалею о том, что только что сказала. Я здесь с ним одна. Кому придет в голову меня здесь искать, если он нанесет мне какую-то травму? Дома меня никто не ждет.

– А ты считаешь, что я участвовал в убийстве твоих родителей? – спрашивает он ледяным голосом.

Я смотрю на его красивое изуродованное лицо.

– Я не знаю.

Я такая дура. Мне следовало сказать, что, по моему мнению, он в этом не участвовал.

– Теперь тебе пора, – говорит Нейт, и я чувствую облегчение. Я хочу уйти из этого мрачного дома и подальше от этого заставляющего меня нервничать мужчины, который меня презирает, уехать подальше от Маршпула и вернуться к своей скромной, довольно замкнутой жизни в Эшборне.

Нейт выводит меня из комнаты другим путем. Мы оказываемся в коридоре, который ведет вглубь дома.

– Вот сюда. – Он открывает дверь и жестом предлагает мне первой заходить в ярко освещенное помещение. Я чувствую облегчение при виде света и ощущении тепла и делаю шаг вперед. Это та оранжерея, которую я видела снаружи, но мне кажется, что я зашла в сауну. Здесь невероятно жарко и влажно. Я поворачиваюсь назад и понимаю, что Нейт захлопнул за мной дверь. Я здесь одна.

– Нейт? Что ты делаешь?

Я пытаюсь открыть дверь, но она не поддается. Я луплю по ней рукой, но дверь надежная, у меня ничего не получается.

– Нейт! Выпусти меня! – ору я.

Здесь безумно жарко, мне трудно дышать, а чувствую, как капельки пота собираются у меня над верхней губой и на лбу. Площадь оранжереи где-то метра три, здесь полно сочно-зеленых растений. Я не понимаю, почему он запер меня здесь.

С другой стороны двери слышится голос Нейта:

– Ева! Мне нужно, чтобы ты наконец честно во всем призналась.

– Что ты делаешь? – ору я. – Здесь парилка. Выпусти меня!

– Если ты все честно скажешь, то я выпущу тебя до того, как обитатели маленького отсека вылезут из него и начнут разбираться, кто к ним попал. Пришло время их кормления, – снова слышится голос Нейта.

Я смотрю в одну сторону, в другую, оглядываю растительность. Дыхание у меня учащенное и неглубокое. Что он имел в виду? Какие еще обитатели? Я не позволяю себе об этом думать, но в глубине души я знаю.

– Что ты хочешь? – кричу я.

– Если ты признаешь, что облила меня кислотой, я тебя сразу выпущу.

Я роюсь в карманах в поисках хоть чего-нибудь, чем можно было