Шрифт:
Закладка:
Ольга была в наших экспедициях механиком, я — программистом. То есть, конечно, и я разбирался в технике, и она умела кодировать — все астронавты обязаны иметь несколько профессий, поэтому мы тут сами себе врачи-биологи-химики-физики, но всё-таки всегда была хотя бы одна специализация, которая преобладала над другими. И у нас было так.
На приборной панели стали загораться зеленые огоньки — моя жена подключала кабели связи к зондам. Когда загорелись все три, я запустил скачивание, и экран запестрел быстро мельтешащими названиями файлов, выгружаемых в главный компьютер. Мне оставалось только ждать.
Я сидел в своем кресле в тот момент, как отворился проход в рубку, и вошла Ольга.
— С зондами всё в порядке, — сказала она таким будничным и непринужденным тоном, будто и не обижалась на меня с утра. — Долго ещё?
— Нет, уже почти, — ответил я, задумчиво уставившись на полоску загрузки.
Спустя пару минут передача файлов завершилась, о чем сообщило всплывающее окно на мониторе, и мы тут же погрузились в изучение данных.
Уже через несколько мгновений я почувствовал, как мне перехватило дыхание и кровь прилила к моему лицу — я ошарашено разглядывал цифры перед собой.
— Яша, кислород! — обратилась Ольга ко мне, от волнения сдавливая голос.
Я медленно покачал головой:
— Ты была права.
— Посмотри, целых 7 процентов в составе атмосферы! Слишком много, чтобы он возникал в результате фотолиза, это значит…
— Должен быть какой-то источник, — закончил я мысль за свою жену.
Мы открыли спутниковую карту планеты, и с замиранием сердца принялись рассматривать её. С большой высоты не было видно ничего — только бесконечная белая равнина, изредка сменяющаяся на холмы такого же цвета. Я стал увеличивать масштаб насколько это возможно. Наши зонды не приземляющиеся — они просто не оборудованы стартовым двигателем, чтобы взлетать с поверхности. Поэтому, выпущенные из нашего корабля, они облетают планету, не опускаясь ниже средних слоев атмосферы, а после возвращаются к нам обратно. В этот раз максимальное сближение с землей составило около 14 км, и то оно было осуществлено лишь в определенных местах и лишь одним из зондов. Так что мы сосредоточились на фотографиях, сделанных с него.
— В любом случае мы должны спуститься, — довольно произнес я, медленно прокручивая карту и не обнаруживая на ней ничего, за что мог бы зацепиться глаз. — Может быть это остаточный кислород? Возможно, на планете жизнь была раньше. Но это уже не хухры-мухры! Что-нибудь да найдем внизу.
Ольга будто не слышала меня, а лишь неотрывно следила за движущимся изображением на дисплее. Сейчас для нее не существовало ничего, не работали никакие органы чувств, кроме зрения, и вся её вселенная сузилась до этого дисплея. Она внимательно смотрела на него, боясь даже моргнуть, вдруг что-то упустит. Но что именно? В этом и заключалась вся сложность. Ведь когда дело касается чужеродной жизни, ты представления не имеешь, как она должна выглядеть. Возможно, мы уже увидели её или плоды её жизнедеятельности, но не осознавали этого. Не зная, что конкретно ищем, мы продолжали это что-то искать.
В какой-то момент моя жена резко вышла из своего транса и взволнованно заголосила:
— Стоп! Смотри, что это?!
Она тыкала пальцем в изображение, как мне казалось, абсолютно гладкой и белой поверхности на экране.
— Где? Что? — непонимающе вопрошал я.
— Да, вот же, тут… Как будто какая-то рябь. И вот ещё здесь. Это может быть повреждением линзы?
Я придвинулся лицом поближе к экрану. Она указывала на то, что подсознательно я и сам до этого заметил, но не отдавая себе отчета, списал на помехи во время съемки. В некоторых местах на фотографиях можно было заметить почти неуловимую зыбь, словно какие-то неровности. Я приблизился максимально близко к экрану, настолько, что уже мог рассмотреть пиксели, и мне показалось, что я вижу маленькие рыжие точки, как веснушки покрывающие лицо планеты. Это никак не может являться помехами — зонд оборудован сотней всеразличных объективов, невозможно представить, чтобы они повредились все сразу и при этом глючили одинаково, выдавая одни и те же шумы.
Ольга схватилась за рукав моего комбинезона и сжала его так сильно, что у нее побелели пальцы.
— Включи проекцию с электромагнитных сканеров, — тихо, почти шёпотом проговорила она.
Переключив режим изображения нажатием пары клавиш, я увидел на мониторе совершенно другую картину. Цвета поменялись будто в негативе. Теперь планета выглядела иначе, её белый диск стал темным, и то, что изначально было принято за помехи, сейчас более отчетливо выделялось на ней светлыми пятнышками. Всю её поверхность усеивали сотни, а то и тысячи каких-то участков, от которых исходило электромагнитное излучение неизвестной природы. Термодатчик фиксировал в этих участках температуру выше на несколько градусов, чем за их пределами. Такие зоны диаметром от 2 до нескольких десятков километров рассыпались по всему диску планеты.
Мы с женой смотрели на экран затаив дыхание. Что это может быть — сами инопланетяне или какая-то техногенная среда, созданная ими? Или же эти электромагнитные “пятна” новое явление неживой природы, до сих пор не известное человеку? На первый взгляд, могло показаться, что эти участки на карте не что иное, как города инопланетной цивилизации, множество поселений различных размеров. Однако я понимал, это не очень похоже на города, по крайней мере не в нашем привычном понимании. На фотографиях даже с такой высоты мы по идее должны увидеть хоть что-то — может быть здания, или дороги, или пусть даже подобие какой-то инфраструктуры. Но по изображениям с зондов можно сделать вывод, что источники излучения находятся либо под землей, либо всё-таки на поверхности, но при этом невидимы. Или они так малы, что с такого расстояния их попросту не разглядеть.
Ну ничего, решил я, спустимся и разглядим.
Глава вторая
Корабль выпустил из своего “брюха” наш посадочный модуль. Тяжелые титановые створки сразу сомкнулись обратно, как только мы покинули ангар и направились к MP 1003, оставив сам корабль болтаться на орбите.
Последние дни прошли в адской суматохе. Когда мы начали подготовку к приземлению, вдруг оказалось, что
