снова встать на ноги? Не слишком ли многого я требую от полицейского департамента?»

«Вы не понимаете, как это работает», - сказал Хоуз.

«Мне всё равно, как это работает. Вы ведь тоже должны защищать невиновных. Вместо того чтобы бегать по улицам и ловить подростков за курение травки, почему бы вам не заработать свою зарплату?»

«Я не задерживал подростков по меньшей мере два часа», - сухо сказал Хоуз.

«Ладно, ладно, извините», - сказал Гримм. «Я знаю, что вы, ребята, много работаете, знаю, что у вас здесь должна быть какая-то организация труда, иначе работа будет непосильной. Я это понимаю. Но я умоляю вас помочь мне с этим. Немного отступите от правил, возьмите на себя дело Паркера, пока его нет. Помогите мне найти сукиного сына, который сжёг мой склад. Я бы обратился к частному детективу, но у меня просто нет денег. Пожалуйста. Пожалуйста, помогите мне.»

«Посмотрим, что можно сделать», - сказал Карелла. «Мы проверим данные, посмотрим, что есть у Паркера. Если есть что-то, что мы можем прояснить, мы это сделаем.»

«Спасибо», - сказал Гримм. «Большое, большое спасибо.» Он потянулся к бумажнику. «Вот моя карточка», - сказал он. «Номер офиса и домашний номер. Пожалуйста, позвоните мне, если вам понадобится дополнительная информация. И, конечно, если вы что-нибудь узнаете…»

«Мы сообщим вам», - сказал Карелла.

«Спасибо», - повторил Гримм, надел соломенную шляпу и вышел через калитку в деревянных перилах, отделявших помещение отдела от коридора снаружи.

Оба мужчины подождали, пока не убедились, что он находится вне зоны слышимости. Затем Хоуз спросил: «Ты действительно собираешься забрать это дело у Паркера?»

«Ну, в любом случае, я посмотрю, что у него там есть.»

«Насколько я понимаю», - сказал Хоуз, - «Паркер может сам разбираться со своими чёртовыми делами.»

«Да, наверное», - сказал Карелла и пожал плечами.

Хоуз посмотрел на часы. «Не возражаешь, если я уйду немного раньше?» - спросил он. «У меня сегодня свидание.»

«Никаких проблем», - сказал Карелла. Он тоже посмотрел на часы. «Мейер и Браун должны скоро прийти.»

«Тогда до завтра», - сказал Хоуз.

«Хорошо.»

Хоуз подтянул галстук, надел пиджак и вышел из комнаты отдела. Карелла взглянул на свои записи, заправил лист бумаги в печатную машинку и начал печатать:

Количество маленьких деревянных зверушек Стоимость каждой по 1,25 $ Цена перепродажи по 2,50 $ Заказ № 1 100 000 125 000 $ 250 000 $ (которые Гримм затем реинвестировал) Заказ № 2 200 000 (которые сгорели в огне) 250 000 $ (которые Гримм должен заплатить за груз, прибывающий 28 августа) 500 000 $ Заказ № 3 400 000 (прибывают 28 августа) 500 000 $ (которых у Гримма не будет, если страховщики не заплатят) 1 000 000 $

Всегда полезно посмотреть на вещи в виде таблиц и диаграмм.

В прошлом году Гримм получил небольшую сумму денег (125 000 долларов - не такая уж и маленькая сумма в понимании Кареллы, и Карелла задавался вопросом, как именно Гримм её раздобыл) и вложил эти деньги в маленьких деревянных зверушек, которых перепродал здесь за 250 000 долларов. Затем он снова вложил деньги во второй деревянный зверинец, на который у него были твёрдые заказы на общую сумму 500 000 долларов. На эти деньги он планировал оплатить третью партию миниатюрных зверушек двадцать восьмого числа месяца, в свою очередь перепродать их и стать миллионером. Это был хороший бизнес, если бы получилось всё провернуть. Но везде есть свои нюансы, и, судя по всему, кто-то был полон решимости сделать так, чтобы у Гримма не получилось.

Миллион долларов, подумал Карелла. За покупку и продажу маленьких деревянных зверушек. Вернувшись вечером домой, он скажет своему девятилетнему сыну Марку, что в криминальном бизнесе нет никакого навара, ни со стороны копов, ни, тем более, со стороны мошенников. Главное, скажет он, это маленькие деревянные зверушки. Вот где будущее, сынок. Маленькие деревянные зверушки. А Эйприл, сестра-близнец Марка, слушала бы, не отрывая глаз, гадая, не шутит ли Карелла, и размышляя, почему ей не посоветовали заняться подобной профессиональной деятельностью. Возможно ли, что её отец - мужская шовинистическая свинья? (Или, как она произносила это выражение, услышав его по телевизору, «мужская свинья шоу-бизнеса»). Тедди, мать его детей, его жена, слушала бы, не отрывая глаз от его губ, с тайным, молчаливым, забавным выражением на лице. А потом, возможно, она ответит руками, используя язык глухонемых, который понимала вся семья, и скажет детям, что их отец шутит, будущее не за маленькими деревянными зверушками, а за прессованным мусором, который, как она читала, можно сделать практически неразрушимым после обработки радиоактивными изотопами, а затем распилить, строгать, лепить, забивать и использовать для самых разных вещей. Единственная проблема заключалась в том, как избавиться от неразрушимых вещей, сделанных из этих специально обработанных отходов. Мусор, сказала бы она им. Деревянные животные, настаивал бы он.

Улыбаясь, он подошёл к папкам.

У Коттона Хоуза, холостяка, не было детей (насколько он знал), с которыми можно было бы посоветоваться о будущей карьере. Его собственный отец, с гордостью назвавший его в честь пуританского священника Коттона Мэзера (1663-1728, американский проповедник, религиозный моралист, писатель, памфлетист, эссеист, публицист, биолог и медик – примечание переводчика), однажды сказал Хоузу, что единственный бог, которому стоит служить, - это сам Бог. Хоуз долго размышлял над этим. Он размышлял об этом на протяжении всего подросткового возраста, когда казалось, что единственный бог, которому стоит служить, скрывается где-то под юбками каждой школьницы, маняще попадающей в его поле зрения. Он размышлял об этом во время службы на флоте, когда единственным богом, которому стоило служить, казалось, было выживание - не всегда уверенная перспектива на борту патрульного торпедного катера. И он размышлял об этом, когда поступил на службу в полицию, где богом было правосудие (как он думал сначала), где позже богом стало возмездие (пока он не узнал обратное) и где бог после его перевода в 87-й участок казался воплощённым в лице Стива Кареллы (который, как он узнал позже, был всего лишь простым смертным, как и он сам). Он больше не был мальчиком, слушающим советы отца, доброго и порядочного человека (хотя и немного фанатика, когда дело касалось религии), о том,