Конечно же.

Пак Сумин помнила этот пронзительный взгляд Кан Гванджина, когда он, истекая кровью, выискивал по квартире последнего налетчика. И как он безмолвно умолял ее закрыть дверь в спальню и не смотреть на то, что ему придется сделать в следующий момент. Он был единственным человеком, кто заботился о ней, искренне и бескорыстно, и ее семья считает, что она отступится и позволит посадить его на десятилетия или подвести под смертную казнь?

Пак Сумин тряхнула головой и, подхватив сэндвич обеими руками, сосредоточенно вгрызлась в хлеб и поджаристое мясо.

Ей нужны силы. Сперва нужно выждать некоторое время, нельзя бросаться очертя голову, ведь теперь дело под контролем NIS. Если бы это был Кан Ён Сок — безродный беглец-северянин и ее ассистент — она бы уже оборвала телефон господина Ким Чан Сона, требуя вмешаться. Но арестовали не Кан Ён Сока. Арестовали Кан Гванджина, а значит действовать надо решительно, но осторожно. А еще нельзя показывать то, что она в ресурсе и готова к борьбе. Пусть ее родственники думают, что задержка в реагировании вызвана истерикой и прострацией. Это же не позволит господину Ким Чан Сону предпринять поспешные шаги, а потребует от него более основательных и взвешенных действий. Сейчас нельзя допустить того, чтобы реальная личность Кан Гванджина была раскрыта контрразведкой. Для всего мира он должен оставаться Кан Ён Соком, ценным, но все еще просто ассистентом молодой чебольки.

Пак Сумин отправила в рот последний кусок сэндвича и, прожевав, запила все это остатками холодного кофе. После чего встала с места, на котором обычно сидел Гванджин, смела грязную упаковочную бумагу и стакан в коричневый упаковочный пакет и отправила все это дело в урну под раковиной. После чего аккуратно подвинула стол на свое место, поправила стулья и только после этого вышла из кухни и направилась в спальню.

Она быстро переоделась, сделала укладку. После этого девушка уселась в кресло в гостиной, взяла в руки смартфон и стала искать номер господина Ким Чан Сона. Сначала нужно поговорить с адвокатом и обсудить с ним дальнейший план действий, хотя девушка и была уверена в том, что без отмашки со стороны Пак Ки Хуна, старик Ким Чан Сон даже не пошевелится.

А это значит, надо готовиться к очередной встрече с дедом. Вот только Пак Сумин беспокоилась, что же потребует от нее старик на этот раз.

Взгляд девушки упал на смятый стикер и черную флешку, которые она оставила на компьютерном столе. Когда Кан Гванджин выйдет, она отвесит ему такую пощечину, что у него в ушах будет звенеть еще неделю. А потом она закатит ему огромный скандал. Но все это будет потом, сейчас же ее задача сделать так, чтобы он опять оказался на свободе, целый и невредимый. И если потребуется, она пустит в ход и эту флешку, в полной мере осознавая, какое опасное оружие против себя самого отдал ей северянин.

Ведь если криптокошелек и информация о его личности попадут в неправильные руки или Пак Сумин ошибется, то текущие обвинения покажутся мелкой неприятностью по сравнению с тем, что будет ждать Кан Гванджина за его деятельность в качестве капитана хакерской роты.

Глава 2

Я всегда знал, что в южнокорейском NIS работают профессионалы, но теперь смог испытать это на собственной шкуре. Упаковали меня почти вежливо, я даже был удивлен, насколько аккуратно и быстро отработала группа захвата.

Не было никаких судов, слушаний и заседаний, только решение об изменении меры пресечения в связи с переквалификацией моего дела из самообороны в массовое убийство с применением огнестрельного оружия, бумагу о которой ткнули мне в лицо на пару секунд. Ну и дальше по мелочи, в это я уже не вникал. Командир бригады спецназа, которая занималась моим задержанием, коротко пояснил мне мои права — коих у меня почти не было, кроме права дышать — а после объяснил правила поведения, которые подозрительно сильно походили на тот же куцый список. Мне разрешалось сидеть, опустив голову, и при этом не делать резких движений.

Не геройствуя, я в точности исполнял все, что от меня требовали силовики. Качать права у этих бравых парней бессмысленно — быстро получишь ботинком по ребрам или в живот, а потом скажут, что так и было. Так что я сидел и старался иногда чуть-чуть двигать плечами, которые довольно быстро стали затекать из-за неудобной позы. Наручников на мне не было — со знанием дела мне зафиксировали запястья несколькими стяжками, это было и быстрее, и дешевле — после чего повезли прямиком в центр временного содержания как особо опасного преступника.

Еще почти полтора часа я прождал в небольшой комнатушке, пока на меня заведут все необходимые документы, после чего двое охранников провели меня в небольшую комнат для досмотра и описи личных вещей. Эти ребята уже не были так аккуратны, как парни из спецуры, и подталкивали меня в спину дубинками, а один из них отпустил несколько замечаний касательно моей одежды.

— Смотри, какой цыпленок, — бросил мужчина, — дорогие шмотки.

— Так китайская паль, — задумчиво протянул второй, вталкивая меня в комнатушку для досмотра.

— Не, нитки не торчат. Я в этом разбираюсь.

— Посмотрим. Так! Мордой в стену упрись!

Меня воткнули лицом в бетон, и с этого момента в полной мере началось мое пребывание в этом сомнительном в плане комфорта заведении.

Уже к обеду меня окончательно пропустили через машину центра содержания, выдали казенную робу, шлёпки и белье, и определили в одну из общих камер.

Как я узнал позже, Южная Корея хоть и могла похвастаться низким уровнем преступности на сто тысяч населения, но тюрьмы и вот такие центры все равно были переполнены примерно на двадцать процентов. Где-то ситуация была хуже, где-то — лучше. Мне не слишком повезло. В Сеуле было много приезжих, иностранцев и просто неблагополучных районов, так что пустующих коек ни в вот таких центрах, ни в тюрьмах не наблюдалось. Да и по своей организации они отличались от тех СИЗО, которые я знал.

По сути, южнокорейский центр временного содержания был тюрьмой в миниатюре. Тут был похожий распорядок, общие камеры, штрафной изолятор и обязательные трудовые часы. Вся суть корейской судебной системы — что на юге, что у меня на родине, на севере — строилась вокруг идеи о том, что человек должен отработать свое преступление реальным физическим трудом. Этим корейская система правосудия резко отличалась от системы