За эти полгода Пак Сумин изменилась. Что-то в ее мимике стало походить на выражение лица ее деда, Пак Ки Хуна, но еще больше девушка взяла от северянина. Тот же пронзительный взгляд из-под чуть расслабленных век, та же расслабленная линия челюсти, которая создавала ложное ощущение спокойствия собеседника и общей безопасности. Вот только Мун Джин понимал, что с этой Пак Сумин точно шутить не стоит. Как не стоит игнорировать ее приказы. Иначе ему и в самом деле переломают ребра, и это будет уже не инициатива бодигардов, а вполне себе легитимный прямой приказ их непосредственного начальства.

— Мне стало известно о том, что Кан Ён Сока планируют арестовать еще до того, как это случилось, — четко ответил Мун Джин, расправляя спину и едва не щелкнув каблуками, словно он был на докладе.

— Откуда?

— Мой товарищ в NIS, который договаривался с судьей о лояльном рассмотрении дела о стрельбе и квалификации все как самообороны… Он прислал утром сообщение о том, что его ведомство принудительно переквалифицировало дело и выслало группу захвата. Кан Ён Сок был признан чрезвычайно опасным преступником и массовым убийцей.

— Вот как? — протянула Пак Сумин, взяла со стола стакан кофе и сделала небольшой глоток, после чего потянулась за сэндвичем. Игнорируя тот факт, что вся конструкция едва ли не разваливается, девушка взялась за еду одной рукой и сделала большой, почти жадный укус, после чего методично стала двигать челюстью, тщательно пережевывая каждый кусочек.

На Мун Джина она не смотрела вовсе — отвернула голову и уставилась куда-то в стену невидящим взглядом, размышляя над услышанным.

— Значит, это дело рук контрразведки? — уточнила чеболька.

— Именно.

— Есть ли какие-то еще обвинения?

На этом вопросе Мун Джин сглотнул. Какие еще преступления? Что еще успел натворить Кан Ён Сок?

— Нет, госпожа Пак Сумин, было только переквалифицировано первоначальное дело, — ответил здоровяк.

— Тебе сказал это твой контакт в разведке?

— Да, госпожа.

— Так и сказал?

— Ну…

— Значит, точно не знаешь.

Девушка сделала еще один мощный укус, уменьшив сэндвич где-то на четверть.

— Госпожа Пак Сумин, позвольте сказать, — попросил Мун Джин.

Чеболька перевела взгляд на здоровяка, после чего вернулась к разглядыванию своей еды, будто примеряясь, где и сколько укусить на этот раз.

— Если ты хочешь упомянуть мою дражайшую бывшую подругу или тратить мое время другим бесполезным способом, то я позову охрану и прикажу им сломать тебе челюсть, ты меня понял? — наконец-то сказала чеболька.

Мун Джин только кивнул.

— Говори.

— Госпожа Пак Сумин, если позволите, я свяжусь со своим товарищем в NIS и узнаю все, что только возможно. И тут же доложу вам.

— И почему я должна верить тому, что ты мне потом расскажешь? Почему я вообще должна верить твоим словам даже сейчас? — спросила девушка. — Пока ты не сказал ничего ценного или полезного. От тебя один вред, Мун Джин. Как и от моей бывшей подруги.

Вот он, крайне важный момент.

— Мы встречались с Кан Ён Соком, ненадолго, на разговор, — начал Мун Джин. — Он занимал ту же позицию, но мы договорились, что если потребуется, я окажу ему услугу.

— В счет чего?

— Безвозмездно.

— У тебя нет шансов отмыться, Мун Джин, даже если ты дойдешь до Синего дома.

— Я понимаю.

Пак Сумин замерла, оценивая взглядом здоровяка.

— Тогда действуй. И лично тащиться ко мне не обязательно, позвонишь, я сниму.

— Понял вас, госпожа Пак Сумин, — опять согнулся в поклоне Мун Джин и, пятясь, мелкими шажками стал перемещаться в сторону двери.

С Пак Сумин было физически тяжело находиться в одном помещении, даже такому опытному человеку, как он.

* * *

Когда здоровяк выскользнул в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь, Пак Сумин замерла, прислушиваясь к его шагам. Вроде бы, ушел. Только после того, как все стихло, а она досчитала до десяти, девушка со всхлипом выдохнула, бросив недоеденный сэндвич на коричневую бумагу.

Группа захвата отработала буквально за пять минут, моментально скрутив Кан Гванджина и уведя ее мужчину прочь из квартиры. Никаких звонков адвокату, никаких разбирательств. Ей в лицо ткнули какой-то бумагой, сказали, что дело теперь на контроле разведуправления, так как имело место стрельба и трупы, после чего вся эта толпа вывалилась в коридор и тут же исчезла в лифтах. Словно их и не было.

Единственное, что напоминало о задержании — чуть сдвинутый стол и тяжелый запах посторонних людей, который не выветрится еще пару дней.

Едва все стихло, ее вывернуло. Желчью и выпитой утром водой, то ли от нервов, то ли еще от чего. Пак Сумин едва успела добежать до туалета. Ей уже несколько дней нездоровилось, бросало то в жар, то в холод, постоянно хотелось есть. Но притронуться к латте и круассану, который принес ей Кан Гванджин, она так и не смогла. Так что, взяв стакан крепкого флэт уайта, девушка развернула сэндвичи северянина.

Сейчас ей нужны силы, ей нужно есть и оставаться в здравом уме. Нервы на пределе, если она перестанет питаться, то в итоге у нее совсем сорвет резьбу, как это бывало в прошлом. Но тогда страдала только ее репутация, сейчас же ставки были намного выше.

Она успела прикончить один сэндвич и взяться за второй, когда заявился Мун Джин. На самом деле, она ждала гостей, но думала, что это будет кто-то из ее сраной семейки. Пак Сумин не нужно было быть экстрасенсом, чтобы понять, что переквалификация дела произошла при содействии ее дяди или братьев. А может, и всех троих вместе взятых. Больше достаточно влиятельных врагов, которые бы могли точить зуб на Гванджина, у них не было.

Они не могли больше тронуть ее саму, но решили ударить по Кан Гванджину, считая, что она проглотит подобное и отступится. Мужчины никогда не могли признать свое поражение, а мужчины из ее семьи были не только самовлюбленными эгоистами, но еще и отпетыми мудаками. Все без исключения, что дед, что дядя, что братья. И это их мудачество требовало того, чтобы последнее слово оставалось за ними. Даже если они уже проиграли.

Вот только они просчитались, думая, что Пак Сумин молча будет смотреть на то, как ее мужчину пропускают через мясорубку, именуемую государственной машиной, вменяя ему преступление, которое он и не совершал.

Убил ли он четверых?

Несомненно.

Был ли он