Шрифт:
Закладка:
— Что с ним? Что-то случилось? — Милана окликает Исаева, когда тот решает наконец уйти.
Божжжеее. И смешно и рыдать хочется. Если он задержится здесь дольше минуты, у меня точно сердце остановится.
Сталкиваю её задницу со стула. Благо, подруга соображает быстро. Встаёт и идёт к нему, пресекая любую возможность ко мне приблизиться.
— Он начал вспоминать моменты из прошлого. Немного, но кое-какие проблески есть, — сообщает муж, доводя меня до очередной нервной дрожи. — Я не знаю, как сказать ему о смерти дочери. Боюсь, это потрясение он не переживёт. Но и скрывать информацию не вижу смысла.
— Ну так пусть думает, что Маша жива, — ляпнув непростительную дичь, Милана тотчас осекается. Я хватаюсь за горло. Ловя сердце в глотке, мысленно ругаю её на чём свет стоит.
Серьёзно, Милан?
Благо, она вовремя выкручивается:
— То есть… Чтобы не рисковать его жизнью! Пусть. Думает. Так.
Да, Боже, почему в данный момент нельзя жопой разглядеть его лицо?
В нашем тесном комическо-драматическом кружку повисает натянутая пауза. Длится она недолго. Пару секунд. Но для меня это время превращается в убийственную вечность. Руки, ноги, особенно колени и шея немеют до невозможности. И я начинаю прокручивать в голове множество непристойных слов.
— Милана, Мария не воскреснет в какой-то момент и не придёт к нему, — голос Исаева становится утробным, хищным, точно также как прежде взращивает шипы под кожей. — А он будет ждать. Если бы ты поговорила с его психологом и вы обе нашли какое-то решение, то облегчили бы мне задачу. Ты, вроде бы как его крестница?
— А вы зять, — отбивает Мила. — Боитесь взять на душу ещё один грех, господин Исаев?
— Пусть так, — с тяжёлым вздохом соглашается муж. — Позвони мне.
— Боюсь, Вадим такое решение не одобрит. Дядя Витя мне как отец. И я его очень люблю, но в данный момент мне нельзя нервничать. Любой стресс может сказаться на беременности. Почему нельзя отсрочить эту новость? Всего-то на пару месяцев?
— Потому что я не вижу смысла ему врать, — давит Руслан. — Вадиму необязательно одобрять твои решения. Когда-то он тоже взял грех на душу.
— Он мой муж! И, Боже, он не виноват в том, что его сотрудница год назад перепутала анализы. Пора бы научиться доверять людям.
— Набирая персонал в клинику, он несёт за них ответственность. Если бы не его ошибочный диагноз, который он же мне и поставил, возможно, моя жена была бы жива. И ребёнок тоже…
В его голосе звучит разбавленная сдержанным отчаянием сталь. И эти интонации режут по живому моё сердце. Я не понимаю, о чём идёт речь. Но точно осознаю, что раскрылся ещё один давний секрет.
— Вадим не виноват в смерти Маши.
— Я позвоню, — грубо выдаёт и уходит.
По отдаляющимся шагам догадываюсь, что мы с Милой, наконец-то, остаёмся одни.
— Вылезай. Он ушёл в другой зал, — голос Миланы слегка натянут. Она явно нервничает. Возможно, чуть меньше, чем я.
Выбравшись из-под стола, залпом выпиваю стакан воды и приступаю впопыхах собираться. Нахожу в сумочке деньги, подзываю к нам официанта. Он быстро приносит счёт.
— Мил, что ещё за диагноз? Я чего-то не знаю? — возвращаюсь к теме, глядя, как подруга подхватывает со стула пальто.
— Год назад Вадим по ошибке приписал ему бесплодие. Разве ты этого не знала?
— Нет. Этой новостью он со мной точно не делился. Постой. Ты серьёзно? Какое бесплодие? — переспрашиваю, будто информация с опозданием достигает нужной части мозга.
— Господи, Машка, вы же с ним вместе анализы сдавали. Разве не ты заставила его это сделать? Вадим тогда тебе подыграл. В итоге вышла путаница.
— А можно с этого момента поподробнее?
Глава 2
Маша
Мы сбегаем на террасу, чтобы исчезнуть из поля зрения. Занимаем дальний угол. Зимой клиентов здесь нет. Сюда выходят только покурить и подышать свежим воздухом.
Сложив предплечья на балюстраду, смотрю в небо. На то, как в воздухе кружится белый пушистый снежок. Пять минут отдышаться, и можно сбегать по ступенькам домой.
— Рассказывай, Милана. Я вся внимание, — перевожу взгляд на Милу.
— Хорошо. Начну, пожалуй, с твоей свадьбы. Помнишь, Вадик увёз меня в клинику? Он обследовал и заявил, что беременность прервалась. У меня начался выкидыш. Я была в таком отчаянии, что ему пришлось накачать меня успокоительными и уложить спать. После этого несколько суток мне не хотелось ни с кем разговаривать. Даже с тобой. Прости, Машка, но мне тогда было так паршиво, а ты, хоть и нервничала, но всё равно сияла на свадьбе.
— Боже, Мила, это был хайлайтер… — закатываю глаза, позволяя себе съязвить.
Я точно помню, какие эмоции испытывала от начала и до конца моего падения в ад…
Сиять от счастья я не могла. По той простой причине, что брак с Русланом изначально был заявлен фальшивкой. И никакие его заверения о том, что у нас всё будет по-настоящему, не внушали доверия. Впридачу папа впал в кому. И мне пришлось улыбаться всем сквозь боль и слёзы, которые я копила в душе до определённого момента. А затем они выжгли меня внутри и снаружи…
— Знаю, я. Знаю, Машка. Но тогда мне виделось всё иначе. Я потеряла ребёнка. Вадим проявил ко мне слишком много заботы, я бы даже сказала больше, чем следовало бы врачу. О твоей смерти я узнала от него. И меня снова накрыло. За несколько дней до твоего погребения мы как-то незаметно сблизились. Он разделил мою печаль, предложил сопровождать меня на траурном мероприятии. На тот момент он поддерживал с Русланом дружеские отношения. Мне, как и Руслану, нужна была поддержка. Соболь выставил мои вещи из квартиры, как только я вернулась из клиники домой. Сказал, что у нас всё кончено. Выкидыш его ни капли не огорчил. Наоборот, он был этому рад. Выдал, что шлюхи его заводят больше, чем я. В тот же вечер я набрала Вадима и снова попросила о помощи. Он забрал меня к себе домой. Отношения завязались несколько позже. Как раз на Рождество. Как сейчас помню, за день до праздника Шах приехал из клиники сам не свой. Налил в стакан виски и выпил залпом. На мой вопрос: «Что случилось?» — он не ответил. Сжал в руке какие-то бумаги и попросил отвезти его к Исаеву.
Руслан твой встретил нас пьяным. Не то, чтобы совсем
