— Я ненавижу тебя.

Как обычно, этот мудак молчит.

Потому что он никогда не говорит мне ни единого слова.

Только если это не оскорбление.

Я никогда не узнаю, что такого сделала, чтобы он так сильно возненавидел меня, но не буду тратить драгоценные минуты своей жизни, пытаясь выяснить это.

Как бы мне ни хотелось завести друзей и ходить на свидания — особенно с горячими футболистами, — в жизни есть более важные вещи, которых я хочу достигнуть.

Например, получить стипендию и учиться в хорошем колледже.

Иметь стабильную карьеру.

Потому что было бы здорово не видеть каждые несколько месяцев на входной двери объявление о выселении.

Не удостоив его взглядом, хватаю свои вещи и выхожу из класса.

Я меняю учебники в шкафчике, когда кто-то хватает меня за руку.

— Что… — не успеваю закончить фразу, потому что Нокс тащит меня по пустому коридору. — Ты что совсем спятил? Оставь меня в покое.

С таким же успехом я могла бы говорить на другом языке, потому что он только крепче сжимает руку и ускоряет шаг.

Минуту спустя он открывает дверь в помещение, похожее на кладовку, и заталкивает меня внутрь.

От волнения скручивает живот. Нокс терроризирует меня с того момента, как я переступила порог Блэк-Маунтин, но до этого он никогда не заманивал меня в ловушку.

Словно почувствовав мой страх, его губы изгибаются в злобной ухмылке.

Ненавижу то, как у меня перехватывает дыхание.

Потому что, хоть он и самый большой мудак на этой планете… он также опасно привлекателен.

Полные губы, загорелая кожа, коротко подстриженные темные волосы, резкая линия челюсти, словно боги высекли ее из гранита, выступающие скулы… упрямый подбородок, который сейчас сжимается в презрении.

Однако именно его необычные, пронзительные, суровые глаза пленяют меня.

Я бы все отдала, чтобы узнать, почему, несмотря на то, что вселяет во всех страх, он выглядит как самый сломленный человек, которого я когда-либо видела.

Отбросив эту мысль, направляюсь к двери.

Однако он встает перед ней, не давая мне пройти.

— В чем твоя проблема… — не успеваю закончить фразу, потому что его рука скользит к моей шее, а губы врезаются в мои.

Какого черта?

Все замирает… кроме моего сердца, которое, кажется, вот-вот разорвется.

Это мой первый поцелуй.

То, что это делает Нокс, просто… странно.

Наверное, следует остановить его. Я ненавижу его до глубины души, и он не заслуживает того, чтобы целовать меня.

Но я не могу… потому что он целует меня так, словно только что выпил яд, а я противоядие.

Сначала нет языка. Только жадные губы.

Но потом он рычит, низко и проникновенно, и все меняется.

Хватаюсь за его плечи, колени слабеют, когда пальцы на моей шее сжимаются сильнее, и он заставляет меня открыться, чтобы накормить своим языком.

На вкус он как корица и непрошеное желание… окутанное чистым злом.

Голова кружится, отдаюсь поцелую, стремительно погружаясь в черную дыру, в которую он меня заточил.

Я должна положить конец этому безумию и заставить его извиниться. Не только за то, что украл мой первый поцелуй — ведь именно это он и сделал, — но и за все те пытки, которым меня подверг.

Собираюсь вырваться, но его свободная рука скользит вверх по моей ноге, исчезая под юбкой.

Несмотря на желание, закручивающееся внутри, грудь сжимается, а нервы накалены до предела.

Особенно когда он прижимает меня к полке и стягивает трусики.

Многие мои сверстники уже занимаются сексом, так что в этом нет ничего необычного. Однако я все еще пытаюсь осознать, как за несколько минут я перешла от первого поцелуя к… тому, что он собирается сделать.

— Я никогда этого не делала, — шепчу ему в губы, чувствуя себя настолько уязвимой, что готова расплакаться.

Его тело напрягается, прежде чем он отстраняется.

На его губах появляется снисходительная ухмылка.

— Я вижу.

Эти слова равносильны пощечине, но я не доставлю ему удовольствия узнать, насколько они ранят.

С гордо поднятой головой собираюсь протиснуться мимо него, но он открывает дверь, опережая меня.

Я была готова к тому, что Нокс окажется мудаком, потому что он всегда такой.

К чему не была готова, так к тому, что кучка парней из футбольной команды, включая Кена, столпится прямо у кладовки.

Нокс держит мои белые хлопковые трусики как трофей.

— Она чистокровная рыжая пизда. Ковер совпадает с портьерами.

Несколько парней усмехаются.

Пока Нокс не нюхает свои пальцы и не морщится, будто учуял что-то прогорклое.

— Хотя сука пахнет тунцом.

С этими словами он уходит.

А я задаюсь вопросом, возможно ли умереть от смущения?

Или от сильной ненависти к кому-то.

11 класс

Аспен

Священник что-то говорит, но я не слышу ни слова.

Единственное, на чем могу сосредоточиться, — гроб рядом с ним.

Тот, в котором покоится тело моего отца.

Лео обнимает меня за плечи и целует в висок.

Как обычно, он единственный, кто поддерживает меня.

Конечно, мама здесь, но суетится, и общается, как будто поминки отца — вечеринка, которую она устраивает.

Первая слеза скатывается по щеке, но я быстро вытираю ее. Не хочу разваливаться на части в комнате полной людей. Особенно, если учесть, что я почти никого из них не знаю.

Грудь сдавливает, сглатываю ком в горле.

Не понимаю, как это произошло.

То есть я не идиотка, поэтому могу понять, что, судя по всему, мой отец был мошенником.

Очевидно, он убедил кучу людей вложить деньги в дом престарелых.

А потом украл их деньги.

Однако он связался не с тем человеком, потому что два года спустя его нашли на парковке с пулей в голове.

Стрелявший в него мужчина даже не пытался отрицать, когда полиция выследила его у дома.

Он просто сказал, что мой отец заслужил это за то, что украл его сбережения, заработанные тяжелым трудом.

И вот теперь я здесь… на его поминках, борюсь с тем фактом, что человека, которого любила больше жизни, теперь нет.

Потому что он был мошенником.

Лео поворачивается ко мне, когда священник наконец замолкает.

— Тебе что-нибудь нужно? Я могу чем-то помочь?

Качаю головой, изо всех сил стараясь сдержать слезы.

Лео поднимает мой подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом: — Злиться — это нормально, — его глаза смягчаются. — Скучать по нему — тоже нормально. Твой отец выбрал плохой путь, но он любил тебя, Аспен.

Я знаю, что любил.

Но осознание этого только усиливает боль.

Он крал у людей, чтобы не только прокормить свою семью, но, и чтобы у моей легкомысленной матери