годятся, так как у нас зимы злее. Надо в некотором роде повторить дикое обиталище пчел. Домик должен быть деревянным и легким в обслуживании. А ещё для удобства маленьких королев сразу сделать рамочки для мёда. Их потом смотрителю за пчелами удобно вытаскивать будет через крышку.

Женщины улыбнулись, когда внучка обозвала насекомых королевами.

— Дуня, а ты откуда всё это знаешь?

— В княжеском тереме видела картинки, — легко соврала она.

— Значит, травяные сборы и мёд, — задумалась игуменья.

Она знала, что князь имеет неплохой доход с продажи трав в Европу, но внутренний рынок оставлен на откуп коробейникам, мелким лавочникам и ушлым женкам. Есть ли смысл конкурировать с ними?

— Можно делать мази от болей в спине, — добавила Аграфена.

— Ну и свечную мастерскую поставить. Ведь воска будет в достатке, — добавила Дуня.

— А Стеша у нас из семьи сбитенщика, — вспомнила Аграфена сироту чуть старше Дуни. — Она хвастала, что у её батюшки был самый вкусный сбитень.

— Вот! — обрадовалась боярышня. — Вот у вас уже есть рецепт сбитня по-монастырски!

— Настя, а ведь мы прокормим себя, — возбужденно воскликнула Аграфена, обращаясь к сестре. — Одна морока с землями и крестьянами! Сколько сил и времени на всё это уходит! Мы можем брать девочек на воспитание и учить их ремеслу, а они помогут нам трудом.

— А чем мы их кормить будем? Того, что дадут за их учебу, не хватит.

— А что если объединиться с другими монастырями и посылать в тёплые земли караваны для закупки зерна? А в северные земли посылать за рыбой и мясом. Овощи же можно выкупить у своих крестьян, — внесла предложение Дуня.

Но в этот раз родственницы не воодушевились. Опасно это — ехать далеко и рисковать деньгами.

— У нас начала работать мастерская по переписыванию книг, — напомнила Аграфена, но без энтузиазма, потому что книги останутся в монастыре или отправятся в подарок, а затраты на бумагу и краски приличные. Вряд ли кто-то из бояр станет постоянным заказчиком.

— А можно не только переписывать, но и своё писать! — тут же вставила девочка.

— Что? Своё? — удивились женщины.

— Ну, другие же пишут и учат, как вести хозяйство, как жить, а вы что, хуже? Разве мало в монастыре случается поучительных историй? Если вы думаете, что это неинтересно людям, то напрасно. Многие с удовольствием прочтут, как вы защищаетесь от врагов, как благоустраиваете территорию, какую пищу готовите для себя и для гостей. Это же всё опыт! Понимаете, жизненный опыт, который дети могут получить только от родителей, а тут вы поделитесь жизнью разных людей. Можно записать чьи-то воспоминания и пусть даже такие простые, как шалили в детстве, набирались ума-разума в юности и как потом сложилась жизнь, а в конце размышления, что хотелось бы изменить, да поздно.

Аграфена смотрела на внучку, широко раскрыв глаза, и вид у неё был растерянный, а вот игуменья Анастасия вглядывалась в Дуню и когда та замолчала, то прочитала благодарственную молитву.

Боярышня уже хотела привести примеры возможных жизненных очерков, но больно уж странной была реакция на её слова.

Игуменья прикрыла глаза, чтобы сестра и внучка не заметили блеска в её глазах. Вдохновение смешалось с сожалением потерянных лет. Как бы она хотела написать о собственных чаяниях, о полученных знаниях и невозможности их реализовать. Всю жизнь пришлось прожить так, как заведено предками. И вот, она стала игуменьей и теперь сама себе не даёт расправить плечи, подчиняясь заведённым правилам.

А Дуняша права! Лишняя земля не благо, а ярмо на шее. Вместо того, чтобы прислушаться к себе и почувствовать искру божью, монахини вынуждены считать мешки с зерном и выискивать новых должников.

Надо было всего лишь остановиться и посмотреть на свою жизнь со стороны. У них же всё есть, чтобы жить в достатке и заниматься тем, что любо. Сама Анастасия давно уже начала составлять словари иноземных языков, а её сестра тайком записывает детские сказки. Сестра Пелагея много лет зарисовывает растения и пишет способы их применения, а сестра Агата хранит записи покойной сестры Евфимии о приготовлении разных блюд и пополняет их. Дуня уверена, что это нужно не только им, а всем… И ведь права девочка, ой как права!

Примечание:

Юрьев день — 26 ноября. За неделю до этого дня и неделю позже крестьяне могли расплатиться с владельцем земли и уйти от него к другому. Дуняша живет в 1467 г и сейчас этот уход ещё не узаконен. Крестьянин может сняться с места в любое время, но всем удобно рассчитываться в ноябре, когда завершается сельскохозяйственный год. Вскоре в 1497 г появится запись в судебнике, которая запрещает уход в иные дни, кроме как неделя до и неделя после Юрьева дня. А уже во времена правления Ивана Грозного это правило перестанет быть незыблемым, а после его смерти выйдет указ, что крестьянам никуда уходить нельзя. Сиди и терпи, а если ушёл, то беглый.

Глава 2

Дуняша брела за наставницей Пелагеей и поёживалась, когда мокрый от утренней росы подол лип к ногам.

— Мы с тобой выйдем на лужок, отдохнем и начнём сбор, когда солнышко подсушит росу, — поучала монастырская травница.

— Угу, — соглашалась боярышня. Она уже многое знала о травах и лишних вопросов не задавала.

— День будет жарким, поэтому придется поторапливаться, чтобы успеть до того, как Ярило войдет в полную силу и начнет жечь нашу травку.

— Ага, — отозвалась Дуня, но при этом покосилась на Пелагею. Травница не первая монахиня, упоминавшая всуе славянских богов.

— А пока мы идём, я расскажу тебе о мхе. Вон, смотри он растет!

— Это сфагнум.

— Пусть сфагнум. Его кладут на гнойные раны, на язвы, а ещё можно спину полечить им. Моя бабка говорила, что отваром его гнойные глаза лечила, но я не пробовала.

— Мох прямо берут и кладут на рану?

— Берёшь чистую тряпицу, наполняешь её мхом, сбрызгиваешь подсоленной водой, прикрываешь этой же тряпицей и кладешь на рану. Мох вытянет гной и всё дурное, а