дозой вряд ли бы сдержался. Убил бы наверняка.

Когда первый метатель встал на позицию и завёл руку, Музыкант вдруг встрепенулся и крикнул:

— Всё, братва, хорош. Завязывайте с весельем.

— Да ладно те, Музыкант. Только во вкус вошли. Пару попыток дай…

— Хорош, говорю, чё непонятно?

Метатель буркнул:

— Как тебя старшим поставили, Музыкант, так ты и скурвился. То нельзя, это. Колтун проще был.

— Колтун сдох, и командир теперь я. Кто не согласен, может выйти из поезда.

Никто к выходу не поспешил, из чего можно было сделать вывод, что противников назначения Музыканта в вагоне нет.

— То-то же. Вам напомнить, за каким хером мы сюда из Золотой зоны примчались?

— За пассажиром вроде.

— Ага, за пассажиром. Вот за этим самым. И если мы его не довезём, нас всех на кол насадят. Вот ты, Креол, хочешь сесть жопой на острый кол? Не хочешь? И никто не хочет. Поэтому жрите пиво и спать. У нас ещё будет время повеселиться.

После его не столь пламенной речи интерес ко мне со стороны варанов пропал. Кто-то в самом деле отправился на нары, кто-то потянулся за картами. Музыкант наполнил до краёв две кружки пивом, подошёл ко мне.

— Ну чё, Женя Донкин… Хреново выглядишь.

— Если бы тебя током пять суток кряду хлестали…

Я немножко соврал, не пять, а только сутки, но, думаю, и этого вполне достаточно.

Музыканту было плевать, что со мной делали. Он размотал цепь, освобождая колодку, и я без сил рухнул на пол.

— Пей, — он поставил передо мной кружку. — Это не милость, не радуйся. Если сдохнешь, я реально очком на кол опущусь, а меня такая смерть не прельщает.

Я осушил кружку несколькими большими глотками, стремительно восполняя утерянную влагу. Вытер губы.

— Ещё. Дай ещё… А какая прельщает?

Он подал вторую кружку. Её я опустошал помаленьку, прокатывая напиток по дёснам и наслаждаясь каждым глоточком.

— Никакая не прельщает. Не тороплюсь я подыхать. Тебя бы вот обнулил. Надеюсь, будет возможность.

Музыкант отошёл к дружкам, а я закатился в угол. Здесь не так сильно воняло табаком. Окон в вагоне не было, только под крышей виднелись узкие щели вентиляции, через которые дым вытягивало на улицу.

Куда меня везут, я уже сообразил. К кому — тоже гадать не приходилось. Волков сказал, что я нужен Тавроди. Зачем, пока не ясно, наверняка что-то хочет предложить. Легенда Загона, глава Конторы, злой гений, подаривший человечеству наногранды и веру в вечную жизнь. Я встречал его в начале своей эпопеи, правда, на тот момент не знал, кто он есть на самом деле. Теперь знаю. А он помнит меня? Тогда я был испуганным шлаком, не понимавшим, что происходит вокруг. Теперь я знаю всё, или почти всё. Я умею убивать, я готов убивать, и не испытываю сожаления по своим жертвам. К счастью, пока ещё не испытываю и радости от многочисленных убийств. Для меня это стало профессией. Профессиональный убийца. А когда начну радоваться, превращусь в профессионального садиста, как Музыкант…

Впрочем, а так ли мне нужна эта встреча с Тавроди?

Я оценил обстановку. Товарный вагон: один выход, два прохода, два десятка варанов. Нары в ряд, бар, оружейная стойка. Вараны пьяные, расслабленные, никакой дисциплины. Орут песни, в карты играют. Будь я под дозой, завалил бы всех в порядке очерёдности голыми руками. Сейчас нужен автомат. И хладнокровие.

Я присмотрелся к оружейной стойке. Вот они автоматы, вараны даже не удосужились отсоединить магазины. Тут же гранаты в ящике. Если подобраться незаметно, или когда эти дебилы уснут. После такого количества алкоголя они обязаны уснуть…

Снова подошёл Музыкант и тряхнул наручниками.

— Давай-ка руки за спину, шлак. Взгляд мне твой не нравится. Задумал чё?

Он застегнул наручники, выпрямился и от души засадил мне берцем в грудь. Как в старые добрые времена. Сука! Рёбра не треснули, но боль так скрутила тело, что никаких надежд на побег в голове не осталось.

Креол выкрикнул:

— Нам запретил, а сам веселишься!

— Это профилактика.

Музыкант вернулся к бару, а я завалился на бок и пролежал так весь оставшийся путь.

Глава 2

Меня вытолкали из вагона. Судя по солнцу, время подходило к вечеру. Вокруг всё та же пустошь, слева на горизонте поднимались вершины разъеденных кариесом гор, прямо колыхалось бесконечно зыбкое горячее марево. Справа, как это ни удивительно, паслись верблюды. Они лениво бродили меж зеленовато-жёлтых кустов, срывали мясистыми губами листья и медленно их пережёвывали.

Чуть дальше стояла высокая квадратная башня из саманного кирпича. От неё отходила длинная загнутая на конце труба. Водяной кран для заправки паровозов. Наверху под тентом стоял человек и в бинокль осматривал окрестности. Кого, интересно, он хочет разглядеть за восемьсот километров от Загона? Кроме верблюдов, разумеется.

Со стороны гор подъехала вереница платформ, и встала под загрузку. Откуда-то появились клетчатые, принялись споро таскать из вагонов мешки и ящики. Когда первую платформу заполнили на три четверти, Музыкант на пару с Креолом, затащили меня в кузов, и велели водителю отправляться.

Дороги как таковой не было, ибо пустошь сама по себе дорога. Сбоку из зарослей стланика вынырнул светло-зелёный двухместный багги. Тачка навороченная и явно не на электроприводе. За рулём парень лет двадцати пяти в цветной безрукавке, рядом девчонка топлес и в огромных солнцезащитных очках. Парень резко вывернул руль, пристроился нам в хвост. Девчонка вскочила, замахала руками, закричала что-то, показывая средние пальцы.

— Шлак! — расслышал я сквозь рёв движка.

Багги круто свернул вправо и снова исчез меж кустов, только шлейф пыли указывал направление, в котором он скрылся.

— Суки позолотные, — сипло выругался Музыкант.

До гор мы добрались минут за пятнадцать. Махнули вверх к седловине и спустились в широкую долину. Вход перегораживала искусственная стена из местного камня высотой метра четыре, перед ней глубокий ров — всё как в фильмах про Средневековье. Через ров был перекинут мост. На въезде платформу досмотрели, причём делали это так, словно мы границу пересекаем, а на платформе везём контрабанду. На мой счёт запросили дежурного и, лишь получив добро, разрешили проехать.

За стеной начиналась сказка. Горы служили защитой от пустыни, перекрывая путь горячему воздуху, дышать стало легче. Склоны покрывал лишайник, вдоль дороги выстроились пальмы. Первые строения походили на бараки и производственные комплексы, но они были опутаны китайским лимонником и диким виноградом и общей картины не портили. Потом