Шрифт:
Закладка:
Он не договорил. Из-за платформы вышла женщина в парадной форме, с аксельбантами, в начищенных до блеска сапогах, и уверенно направилась к нам. Я облегчённо выдохнул: Голикова. Жива, стервозина. Это несколько улучшает моё положение. Если меня и убьют, то не сразу и, возможно, быстро.
Я улыбнулся штаб-звеньевой так же искренне, как только что улыбался пулемётчик.
— Танечка, милая, как поживаешь? Вспоминал тебя вот только что. Долго жить будешь.
Лицо Голиковой оставалось непроницаемо-суровым. Чеканя шаг, он подошла к броневику, вскинула руку к виску и звенящим от возбуждения голосом сообщила:
— Как официальный представитель Красного Анклава требую немедленно передать мне гражданина Загона номер двести сорок, сто двадцать семь, сто восемьдесят восемь!
Сурок не ответил, пожирая редбульшу глазами. Осмотрел грудь, талию, ноги, вернулся к лицу. Он тянул время, ждал подмогу. Голикова засопела в нетерпении и добавила:
— Если вы откажетесь, мы будем вынуждены сделать это силой, либо уничтожим его на месте.
Я подмигнул ей:
— Хорошо выглядишь, Танюш. А форма-то какая красивая. Давно выдали?
Голикова намеренно игнорировала меня и смотрела только на Сурка. Думаю, ещё минута — и начнётся стрельба.
— Дружище, — толкнул я Сурка плечом, — ответь что-нибудь. Скажи, нет здесь никого с таким номером.
— Нет? —внешник посмотрел на меня недоверчиво.
— У меня цифры в номере изменились, — Голикова наконец-то взглянула на меня, и я ощерился. — Да, да, в связи с последними событиями пришлось прибегнуть к подлогу и поменять. Так что пускай сначала узнают новый номер, а потом будем разговаривать.
— Дон, — вспыхнула штаб-звеньевая, — заканчивай балаган! Хочешь, чтоб мы всех тут положили? Плевать на твой номер. Плевать на весь Загон! Вылазь добровольно или…
— Осторожно со словами, редбульша, — нахмурился Сурок. — Ты и так уже на яму себе наговорила, дорогу осмелилась службе внешней охраны перекрыть. Обнаглели черти краснопузые. Давно пора вам чистку устроить.
— Ты меня не пугай, загонщик, — не очень-то испугалась его Голикова. — Я знаю, на что иду! Смерти не боюсь ни в каком виде. Надо будет — в тварь трансформируюсь. Но этого, — она скрипнула зубами и кивком указала на меня, — с собой заберу. За все преступления против Анклава, за убийство наших боевых товарищей ответит! Суд состоялся, приговор вынесен — смертная казнь через повешенье!
Её ненависть не выглядела показной, штаб-звеньевая действительно была настроена на смерть, и вышла на броневик под пулемёт не ради бравады. И все, кто за её спиной, и те, кто сейчас бежал от КПП, на ходу выстраиваясь в густую цепь, тоже были настроены на смерть. Сколько же в них жажды самоубийства. Ради какой-то там пресловутой цели готовы погубить всё, что создавали до этого годами.
По щеке пулемётчика прокатилась капелька пота. Он сглотнул, палец на спусковом крючке задрожал. Не хватало ещё, чтобы из-за его слабеньких нервов мы тут мочилово устроили.
— Слышь, браток, — тихо позвал его я, — расслабься. Присядь, отдохни немного.
Он как будто ждал этого, отпрянул от пулемёта как от прокажённого и послушно сел на лавку.
Я поднял над головой руки, чтобы Голикова смогла увидеть наручники на моих запястьях.
— Смотри, штаб-звеньевая, я здесь не абы кто, а в качестве арестанта. Не знаю, проще тебе от этого станет или нет, но Контора меня тоже приговорила. Скоро начнётся новое шоу, в котором мне опять назначена роль зайца. Сценарий я пока не видел, но вряд ли и на этот раз получится выбраться живым. Задумка там какая-то чересчур кровавая, сложная, так что считай, я уже покойник. Стоит ли из-за покойника портить отношения с Конторой? Мне лично похер от кого пулю принимать, а вот тебе надо, чтобы Анклав с землёй смешали?
Позади послышался нарастающий рёв двигателя. Я обернулся. По шоссе ехал тяжёлый броневик, за ним два лёгких. Долгожданная подмога. Не сказал бы, что этого хватит усмирить разозлившихся редбулей, разве что разозлить ещё сильнее, но, кажется, моя речь убедила Голикову не делать глупостей. Она сжала кулачки, качнулась с ноги на ногу и пусть нехотя, но кивнула:
— Ладно, будем считать это отсрочкой, — и сделала круговой жест рукой. — Возвращаемся!
Платформа дёрнулась и съехала на обочину, освобождая дорогу. Редбули выстроились в колонну, я прикинул, человек шестьдесят, не меньше. Рота. Да ещё столько же возле КПП.
Из подъехавшего броневика выглянул варан.
— Чё за нахер тут происходит?
— Нормально всё, — ответил я.
— А эти чё?
— Да ничё. Поприветствовать вышли.
— Чё звали тогда?
Я не ответил, сел рядом с пулемётчиком. Сурок тоже не стал разговаривать с вараном, велел Савраске ехать дальше и сел напротив меня.
— Спасибо, Дон. Такая каша могла завариться. А ты разрулил.
— Не за что благодарить, я бы и сам в этой каше сварился, а в шоу пусть небольшой, но шанс выжить есть.
— Да уж… Завидую тебе. Где оптимизмом разжился?
— Родился таким.
Через два часа мы остановились перед Депо. Подошёл вразвалочку постовой и, узнав Сурка, кивнул привратнику: открывай. Ворота сдвинулись, броневик въехал на территорию. Возле администрации Сурок с рук на руки передал меня добряку в зелёной майке, успев шепнуть на ухо, что это Фомичёв, начальник поселения. Тот с улыбочкой заглянул мне в глаза и похлопал по плечу:
— Намаялся в дороге? Ну ничего, ничего, сейчас отдохнёшь. Ух уж эти редбули! Слышали мы об вашей истории, вся сеть клокочет. Ругаются. Всыпать им давно пора, а то обнаглели вконец.
К чему он это говорил, я не понял. Реально хочет показаться добрым? Но в Загоне и младенец знает, что добрыми делами зелёную майку не заработать. Да и вслед за словами он совсем не по-доброму толкнул меня в спину и приказал сопровождавшим охранникам:
— Давайте его к остальным.
Меня отвели в подвал: тяжёлые кирпичные стены, полумрак, сырость. По виду это больше походило на каземат. В углу мерцал огонёк, капала вода. Охранник втолкнул меня и захлопнул за спиной массивную дверь. Ощущение, что я именно в каземате, стало сильнее. Раздался кашель, гулким эхом отразившийся под кирпичными сводами, и насмешливый голос произнёс:
— Заходи, Дон, чувствуй себя как дома.
У стены на драных матрасах сидели Гук и Мёрзлый. Я не удивился, потому что ожидал увидеть
