— Да уж… — откликнулся следопыт. — Ладно, застряли чёрт-те где. Но припасы на исходе и коню жрать нечего.

— Главное, все живы… — донеслось со стороны Лайлы.

— Кстати, об этом. Как там наш пленник? Может, его тогось? — Рэксволд коротко присвистнул и почесал кинжалом переносицу. — Он всё равно как бы мёртвый. Просто обратно спровадим…

— Я вообще-то тоже помер, если так… — бросив на него осуждающий взгляд, Джон направился к вампирше.

— Ну ты хоть в свой мир вернулся. А этот… — ассасин покосился на лежавшего без сознания незнакомца: заострённые уши, белоснежные волосы и тёмно-синяя кожа, какая может привидеться разве что у смуглого бедуина под плотным покровом сумерек, да и то лишь после пары бурдюков кактусового вина. — Очнёшься ты, дружок, — зловеще прошептал Рэксволд. — Уж я с тобой пообщаюсь…

— Он здесь ни при чём, — Эрминия заново переплетала косу. — Меня никто не просил брать в руки ту штуку…

— А его никто не просил вываливаться из портала. Пусть объяснится и вернёт нас назад.

— Без той странной сосульки? — воительница мрачно усмехнулась. — Это вряд ли… Выбираться отсюда придётся на своих двоих.

— Упряжку раздобудем, значит.

— Положишь глаз на ездового оленя — тебе вырежут оба ещё на подходе. А собачники чужака лучше псам скормят, чем куда-либо повезут… — Эрминия отбросила за спину тугую косу. — До моря сотни миль. И они покажутся тебе вечностью.

— Согрелась хоть чуть-чуть? — услышала сзади Лайла и ощутила обнявшие её руки.

— Немного… — она прислонилась спиной к стальному нагруднику. — Не верится, что он снова целый… Как и ты…

— Твоими стараниями, — благодарно заметил Джон.

— Моими… и ценой во весь мир… — вампирша скорбно смотрела в огонь. — Если Леонардо удастся вернуть существ… — не решившись продолжить, она замолчала.

— То всё несильно изменится, — успокаивающим тоном сказал следопыт. — Человечество всегда страдало. Пожары, наводнения, ураганы… Ежели не стихия, то зараза какая по королевству ползёт. А коли не зараза, так война на горизонте. Вторжение магического зверья? Переживём. Возможно, даже понравится. Найдём Бамбуку красивую единорожку и выведем новую породу лошадей. Эльтаронская короткорогая! Звучит же, а? — чуя серьёзный настрой девушки, он стал водить по нежной шее жёсткой чёрной бородой. — Быстро улыбнулась. Быстро. Не то заколю.

— Ладно! — поддалась на шутливую провокацию Лайла и повернула голову к избраннику.

— Другое дело, — глядя на её засиявший профиль, Джон ответил усатой улыбкой. — Что бы там нас ни ждало, мы справимся. Кому сможем — поможем. Но сперва вернёмся в Эльтарон…

— Короче, план таков! — громко заговорила Эрминия, обратив на себя внимание всех, кроме лежавшего без сознания пленника. — Под пламенем, так же как плелись сюда, доковыляем до поселения Ух-Нод. Раньше оно держалось особняком от клановой грызни. Если где и можно тёплое шмотьё со жратвой выторговать, то только там. Остальное всё очень далеко. В деревушку одна войду. Вы в лесу неподалёку подождёте. Уяснили?

Лайла опустила взор на свою одежду: обезображенное земляными пятнами зелёное платье напоминало незрелое яблоко, гнившее под деревом вторую неделю. Вампирша была рада сменить его, но вовсе не из-за отвратного вида. Сегодня брезгливость спала сном младенца — пусть хоть трижды меченный ослом тулуп, лишь бы лютый мороз больше не выворачивал кости из немеющего тела. Рэксволд же, напротив, не горел желанием расставаться с любимой чёрной бронёй, ставшей почти второй кожей. Однако ещё больше ему не нравилась идея одиночного похода возлюбленной в, не исключено, уже давно клановое поселение.

— Я с тобой прошвырнусь, — ассасин спрятал кинжал в ножны. — Рта открывать не буду — за местного сойду.

— Нет, — отрезала Эрминия. — Пусть ты и темноволосый, без знания языка и обычаев только мешаться будешь… Не говоря уже о броне, — швырнула она ещё один аргумент, дабы пресечь любые возражения. — Тут редко кожу красят. Сразу выделишься. Мои обноски хоть коричневые.

— Я, конечно, понимаю, ты жила здесь… — заговорил Джон, топчась взором по макушке северянки. — Но разве твой цвет волос…

— Тряпьём прикрою, — оборвала его воительница и, поднявшись, бросила взгляд на связанного пленника: невзирая на закрытые глаза, грудь того предательски часто вздымалась. — Очнулся. Хоть и делает вид, что спит. По дыханию видно… — приподняв ладонь, Эрминия выждала паузу, а затем хмыкнула. — Глаза не открывает. Медленнее дышать не стал. Скорее всего, ни в зуб ногой в эльтаронском.

— Сейчас и выясним… — Рэксволд проследовал к темнокожему и опустился на корточки. — Просыпайся давай. На своих двоих пойдёшь. Серая свинья и без тебя в снегу тонет… Слышишь? Эй, я с кем говорю? Ну всё, хорош здесь дохлого корчить, — он небрежно хлопнул того по щеке, и приподнятые веки обнажили бирюзу недоброго взора. — Ты лицо-то попроще сделай. Не то по горлу разок чикну и идти никуда не придётся. Хотя в одних штанах да сапогах, ты отбросишь копыта и сам, коли тебя здесь оставить…

— Рэкси, — раздался возмущенный голос Лайлы. — Я сейчас погашу проекцию и буду беседовать с ним сама.

— Я разберусь… — погладив вампиршу по плечу, Джон направился к пленнику.

— Так себе угроза, — оглянулся ассасин. — Уголёк первым же окочурится, — он снова посмотрел на озлобленное лицо темнокожего. — На кой он вообще нам сдался, если ни черта не понимает?

— Уйди, — Эрминия подвинула Рэксволда плечом. — Остынешь — возвращайся.

— Ну дерзайте, дерзайте… — покосился на возникшие рядом ноги ассасин. — Ушастик по ходу и немой вдобавок… — махнув рукой, он встал и отошёл в сторону.

Джон опустился на колено возле Эрминии:

— Первый раз вижу такие глаза…

— Ты про цвет или стоящую в них ненависть? — северянка водила пальцем по голенищу сапога, на котором ещё остался налёт виверхэльской грязи.

— Про всё сразу… — следопыт имел в виду цвет, но уже через секунду был согласен с наблюдениями подруги: не свяжи они пленника и не забери наруч со скрытым клинком — всем бы точно пришлось худо.

— Ты ведь слышишь меня? — Эрминия подняла ладонь и начертила на ней увиденный ранее артефакт, настолько хорошо, как умела. — Твоя штука? — она кивнула на выведенный грязным пальцем рисунок. — Что это?

Темнокожий молчал, словно воды в рот набрал, — лишь грозный взгляд гулял между сидевшими перед ним незнакомцами.

— Да у него мозгов, как у Бамбука… — проворчал подпиравший стену Рэксволд.

— С мозгами у него всё в порядке, — воительница пристально смотрела в бирюзовые глаза. — Он изучает нас. При том ничего не давая взамен.

— Да что ты? — с сарказмом буркнул ассасин. — Сам-то я не догадался… — он раздражённо плюнул себе под ноги. — Оттого и хочется его прирезать.

— На его месте любой бы зубы скалил, — дымчатый взор следопыта столкнулся с карим взглядом убийцы. — Будем по-человечески относиться, может, и заговорит.

— Он мне не нравится, — подвёл черту Рэксволд, а затем, посмотрев на пленника, направил на того указательный палец: — Рано или поздно ты выкинешь глупость. Я буду ждать.

* * *

Покинув прогретую пещеру, странники побрели по заснеженной долине. Пять миль по сугробам, и, возможно, удача одарит их ветхой улыбкой — неплохим начинанием для безмерно сурового края. Вместе с вереницей следов на снегу оставалась широкая проплавленная полоса: огненный овал, что окружал путников негаснущей стеной, высотой почти по плечо, обращал порывы ледяного ветра в тёплые дуновения.

Поддерживая магическую проекцию, вампирша с тревогой изучала окрестности. Буран наконец затих, и теперь вдалеке без труда различались белые холмы с растущими повсюду кедрами, а позади — одинокая, похожая на клык скала, над которой бородой дремучего старца тянулось серое небо. Грондэнарк. Самое жуткое из семи королевств. Пребывание здесь могло привидеться Лайле только в кошмаре, но судьба распорядилась иначе. Не меньше удручало и то, что от смерти на морозе их спасала лишь магия. Пропади она снова, как это случилось несколько дней назад, биение в груди сменит холодная тишина, а в немигающих глазах навсегда поселится иней.

Однако скверные мысли вампирши и близко не стояли со взбаламученным сознанием Эрминии. Знакомые места буквально кричали ей о давно забытых воспоминаниях, которые девушка упорно выжигала другой жизнью. И вот они вернулись. Все до единого. От раскидистых кедров веяло охотой. Снег таил в себе рубины вражеской крови. На косогорах же чудились мрачные силуэты волхвов. Именно они посчитали златовласого ребёнка оскорблением традиций — мать обвинили в блуде с чужаком, обрили наголо тупым