Шурик – старый-старый друг стоял перед Никой. Обрадовалась, обняла даже. Взяла цветы и послала за сигаретами.

Пришла Марина. Рассказывает, как давно мечтает быть с Шуриком и как ей надоел Димка. Ника сочувственно кивает: помогу, мол, мне не нужен. Шурик, он как брат, он Нику, как старшую сестру, слушает…

Вернулся Шурик. Марина к нему с вопросами. Ника – в окно.

Гудит в голове. Душно. А за окном – после дождя – воздух свежий:

– Открой окно!

Свежий воздух – полной грудью. Хорошо! А дым – еще глубже. Сладко, уютно. Хочется спать.

Еще кто-то пришел. Кажется, Димка Маринин.

– Марин, – шепчет Ника на кухне. – Хочешь, буду кокетничать с твоим, чтобы не мешал?

– Ой, спасибо!

Диму Ника встречает тепло, долго смотрит в глаза – и отводит вдруг, будто робеет.

И только потом приглашает в комнату.

Но и там – рядом. Просит развеселить, внимательно слушает какие-то истории про алкоголиков и вернувшихся из командировки мужей. Хочется спать. Холодно.

– Закройте окно!

Собираются и другие. Приходят все сразу, даже тот, кто ушел с концами. И даже Леша, которого забыли пригласить.

Между Лешей и Никой – стенка. Слишком долго они дружили. Теперь он дружит с другой.

– Я ненадолго.

– Что так?

– Дела.

– А, спасибо, что не забыл.

Нике все равно, как надолго Леша. И подарок его – кукла – неприятен почему-то.

– Шампанское я открываю сама! Спасайся кто может!

Звенит посуда. Звенят голоса. Звенит магнитофон. Звенит в голове. Все расплываются, чужие. Говорят, гудят, смеются.

– Я не пьяна!

Ника четко видит картину на стене. Понимает все, что говорят.

– Я хочу напиться!

Неправда, она никогда не позволит себе слишком запьянеть, потому что пьяные женщины – некрасивы и глупы.

– Я хочу танцевать!

Выполняется каждый каприз. Ника – королева.

Дима – так Дима. Ника приглашает Диму. Шурик все равно только Никин. Шурик ревнует. Ника видит: он хотел пригласить ее. Марина ждет, не пригласит ли ее Шурик. Но Шурик смотрит на Нику и курит.

Ника наступает Диме на ногу, Ника все-таки пьяна. Кружится голова. Хочется спать. Ника улыбается Шурику, садится рядом. Прикуривает от его сигареты.

– Как Марина, изменилась?

– Нет, только похудела чуть и волосы покрасила.

– А я?

– Еще красивей стала.

– И умней?

– Не знаю. Но лучше: веселей, что ли, уверенней.

– Да. И умней. А ты совсем не изменился. Присмотрись к Марине, ты ей нравишься.

И – вышла. Пошла на кухню, где Марина кофе варила.

– Он говорит, что ты похорошела.

Марина просияла.

Ника знает, что победила.

Из духоты комнаты Ника хочет провалиться в свежесть сна: вдруг ей приснится беломраморный замок под бирюзовым небом, и белокурый юноша с голубыми глазами подарит ей нежно-розовые, пахнущие дождем и первой любовью цветы!..

Но приснятся ей не розы и не влюбленный юноша, а приснится ей кукла, подаренная Лешей. Только куклой этой будет сама Ника. А Леша, и Марина, и Дима, и кто-то еще будут дергать за ниточки, и Ника будет послушно говорить: «Я хочу танцевать! Я хочу танцевать!», – а из глаз ее будут капать слезы.

Глава третья. Комедианты

Женя жила легко, не выдумывая лишних проблем. «Все утрясется», – говорила она себе, что бы с ней ни случилось. И все, действительно, утрясалось.

И друг у Жени тоже был легкий и веселый. Некоторым казалось даже, что веселость его напускная, что он прячет за ней какие-то свои комплексы или переживания.

Андрей был беззаботным и веселым, решающим все быстро и просто до тех пор, пока у него не появились новые друзья. Постепенно Андрей изменился: стал угрюмым, молчаливым, подозрительным. Ему стало казаться, что все обманывают его. И стал ревновать Женю, причем не только к хорошим знакомым, а ко всем подряд, даже к киноактерам, которых Женя видела только на экране телевизора.

После того как Андрей изменился, Женя стала тоже постепенно, почти незаметно меняться. Иногда она подолгу оставалась одна и думала, и глаза ее в это время были серьезными и усталыми. Иногда она даже плакала вечером в подушку, а потом стыдила себя: «Ах, Женька, Женька, что же ты из-за пустяков раскисаешь? Надо проще смотреть на жизнь». «Вот увидишь, – говорила она себе, – скоро все утрясется». Но на этот раз все не утрясалось. Андрей приходил к ней все реже и реже, да и то, казалось, только для того, чтобы пожаловаться, что никто его не любит, не понимает… А взгляд его при этом был мутным и отсутствующим.

Но Женя продолжала любить его. Она должна была спасти Андрея, вернуть его прежнюю легкость, его прежнюю любовь. «Все утрясется», – говорила она себе, и больше не могла ничего сделать.

Женя была единственной из подруг, кто не отвернулся от Оли, когда с той произошла эта неприятная история. «Не переживай, все утрясется», – говорила она ей и все время придумывала что-то такое, что могло развлечь подругу. Сегодня Женя позвала Олю на ярмарку, которая ежегодно устраивалась у них в городе в конце августа.

На ярмарке было многолюдно. Подруги купили мороженое и ходили между прилавками. Ничего интересного не происходило, и девочки уже собирались домой, когда их окликнули. Это был Алексей Алексеевич, старичок-букинист, у которого они иногда покупали книги. Девушки остановились, разглядывая томики, но шум за спиной заставил их обернуться.

Небольшая группа людей в черном врезалась в толпу покупателей. Все расступались, пропуская Горе. Впереди шла женщина с растрепанными волосами. Ее поддерживал под руку высокий сутулый мужчина с невыразительным лицом и пустыми глазами. Женщина рыдала, спотыкалась, причитала. Вдруг она остановилась и откинула голову. В глазах ее полыхали ненависть и злоба. Глядя куда-то в пустоту, она заговорила, точнее, закричала пронзительным, срывающимся голосом. Она обвиняла войну и всех тех, кто ее допустил, кто принес в жертву Богу войны и алчности ее молодого и ласкового сына.

Алексей Алексеевич положил руку Жене на плечо, и ее вдруг захлестнуло ощущение, что происходящее напоминает хорошо отрепетированный спектакль. Слишком уж театрально причитала женщина, и слишком театрально не вытирала слезы, и слишком растрепаны были ее волосы, и слишком черным было ее платье, и слишком белым было ее лицо. И слишком уж траурно-молчаливы были поддерживающие ее руки.

«Ты наживаешься на моем горе!» – крикнула вдруг женщина, вырвав локоть, и резко толкнула прилавок с бижутерией на стоявшую за ним продавщицу. Некоторые люди из толпы стали делать то же самое. Завизжали женщины. Матери потащили детей подальше от истошно орущей толпы. В центре уже завязалась драка.