впечатление.

— Погодите, а чем закончилось-то? — забеспокоился дизайнер. — Тот маг, который принаддал и перезапрыгнул, так и ушел от чародейки с гландами на руках?

— Во-первых, не принаддал и перезапрыгнул, а приподразбежался и пересиганул, почувствуйте разницу, — поправила я. — А во-вторых, ушел он не просто так. Вот, слушайте: «Черный маг без всякой мощи облокотился головой на дуб. На затылке у него краснело небольшое внешнечерепное кровотечение…»

— А мощи чьи? — встрепенулась Элла. — Простите, я немного отвлеклась.

Маргарита посмотрела на нее укоризненно:

— Не мощи, а мощь. Я так понимаю, в значении «сила». Видимо, чародейка все-таки приподдотянулась до мага и понадразбила ему череп.

— Точно, — поддакнула я, заглянув в конец романа. — В итоге негодяя приподзаточили в темнице замка славного Эммануила-Мефодия, и — цитирую — «все мысли о побеге вдрызги разбились о стальной ошейник на его левой ноге».

— Да-а-а, — протянул дизайнер и ушел, задумчиво покачивая головой.

— Время, — сказала Маргарита, села ровно и устремила взгляд в монитор.

Я тоже вернулась к работе.

Ровно через сорок пять минут коллега сказала так, будто мы и не прерывали разговор:

— Так вот, меня сильно приподбешивает: все вокруг определяют положение самых разных дел словами «то, что сейчас происходит». Можно же прямо сказать, о чем речь! Но нет! И люди, и поводы для высказываний — самые разные, а выражение одно и то же! «Вы же понимаете, то, что сейчас происходит…» — И многозначительная пауза, выразительный взгляд…

— Это вы о чем — из того, что сейчас происходит? — простодушно спросила верстальщица Элла.

Я поспешила нарушить образовавшуюся многозначительную паузу, которая вполне могла закончиться взрывом багровеющей Маргариты, посоветовав:

— А вы мысленно заменяйте это неопределенное выражение каким-нибудь выразительным емким словом. Да хотя бы и неприличным.

— О? — Маргарита приподняла красивые брови.

— Попробуйте, смелее, — подбодрила ее я. — Ахматова же говорила: для нас, филологов, нет запретных слов.

В коридоре вновь материализовался кудрявый дизайнер. Заинтересованно прислушиваясь к нашему разговору, он застенчиво подсказал подходящее слово.

Маргарита вернула на место брови и проартикулировала — сначала осторожно, потом более уверенно — и с приятным удивлением признала:

— Кажется, помогает!

— А то! Всегда так делаю, — удовлетворенно кивнула я.

— Да? А если то, что происходит, не настолько масштабно, чтобы употреблять это слово?

— Тогда употребляйте другое. — Я предложила вариант помягче.

— А если, наоборот, размах трагедии слишком велик?

Я задумалась. Коллеги ждали ответа.

— Тогда добавляйте к тому слову определение «экзистенциальный», — решила я. — Будет масштабнее некуда.

— Гениально, — прошептала Маргарита. — Большое спасибо вам с Ахматовой. Однажды это может спасти меня от нервного срыва.

— Всегда пожалуйста, — кивнула я и встала из-за стола, чтобы выйти из офиса с затрезвонившим телефоном.

Звонила Ирка, значит, разговор предстоял не деловой, а посвящать новых коллег в свои личные дела я не собиралась. И так уже щедро поделилась с ними самым дорогим, открыв сокровищницу русского графоманского слова.

Я вышла на лестницу, но сообразила, что гулкое эхо в шахте разнесет мой голос по всем этажам, и побежала по ступенькам вниз, бросив в трубку:

— Минутку, я уединюсь.

Подруга терпеливо дождалась окончания долгой барабанной дроби моих шагов, но потом все-таки ворчливо спросила:

— А лифтом ты принципиально не пользуешься? Фигуру бережешь?

— Не сыпь мне соль на все раны разом, — вздохнула я, ныряя в укромную нишу с удобным креслом. — Нет в нашей башне лифта! Нужно ножками, ножками… А поскольку ножками неохота, придется с утра до вечера сидеть на одном месте, что фигуре точно не пойдет на пользу… Зачем звонишь-то?

— Я забыла спросить, как у вас там с кормушками, есть где пообедать? Если нет, я могу тебе что-нибудь доставить, или выскакивай к КПП, я подъеду, сгоняем куда-нибудь.

— Спасибо тебе за заботу, дорогая! — растрогалась я. — Сгонять никуда не успеем, у меня обеденный перерыв всего полчаса, но тут есть столовая и кафетерий, так что от голода не умру.

— А от чего умрешь? — не успокоилась подруга.

— От скуки, — вздохнула я. — Или от переутомления.

— Но-но! Ты держись там! Назвалась груздем, устраивайся в кузове поудобнее! Я ближе к вечеру еще позвоню.

Мы закончили разговор, и я спрятала смартфон в карман, но сначала посмотрела, который час. До обеденного перерыва оставалось всего пятнадцать минут. Я решила, что подниматься в башню нет смысла, и пошла искать, как Ирка выразилась, кормушку.

Это было правильное решение: я успела к раздаче до того, как набежали другие голодные, и раздобыла пропитание без очереди.

Еда мне понравилась, цены — не очень. В мои времена в студенческой столовой можно было поесть за копейки, а теперешний скромный обед обошелся в полтыщи рублей. Дороговато, с учетом невеликой редакторской зарплаты. Придется носить еду с собой в контейнере, как, наверное, делают мои коллеги — никого из них я в красивом кафетерии не увидела.

Обед мой не был плотным и не занял много времени. «Добивая» остаток времени до конца законного перерыва, я прогулялась по первому этажу, изучая обстановку. Утром, боясь опоздать, пролетела сквозь холл, как девочка Элли, подхваченная ураганом, и не успела толком осмотреться.

Иркина утренняя шутка про помесь свечного заводика с мавританским домовладением определенно была оправданна. Изнутри здание тоже выглядело гибридным — отчасти дворец, отчасти выставка достижений народного хозяйства.

Две стены на входе сплошь покрывали плазменные панели, расположенные встык, квадратно-гнездовым способом. На них сменялись красивые картинки — парадные виды Санкт-Петербурга, благостные лица университетских профессоров, открытки с виньетками и текстами поздравлений с личными праздниками и производственными успехами. За видеостенами тянулся гардероб, за ним — кафетерий со стеклянными витринами и кулинарными шедеврами. В холле было шумно, людно, вкусно пахло кофе и выпечкой. Мраморные полы блистали, хрустальные люстры сияли. В огромных зеркалах отражались студенты в джинсах и кроссовках (я им позавидовала). Эклектика!

Геометрия пространства тоже не радовала глаз чистотой линий. В результате объединения изначально разных построек возникли конструктивные дефекты вроде разноуровневого пола и странной формы выступов и ниш, но с помощью зонирования их изобретательно превратили в изюминки помещения.

Глухие аппендиксы стали уютными уголками с книжными полками, журнальными столиками и мягкими креслами. Причем мебель была хорошая, дорогая. Стилистический разнобой позволял догадаться, что она честно отслужила свое в кабинетах высокого руководства, зато гармонировал с нестандартным помещением.

В целом все прекрасно смотрелось бы в столице Кубани, но выглядело слишком «дорого-богато» (читать с мягким фрикативным «г») для старого доброго Санкт-Петербурга — не хватало благородной скромности.

Впрочем, за нужной мне дверью с табличкой «Извините, прохода нет» картина разительно изменилась. Врала табличка — проход там был, а вот интерьерный дизайн отсутствовал напрочь.

Если бы узкая шахта