У Присциллы Гринвуд, чья настоящая фамилия была Вердебоско[5], уже сложилась яркая карьера писательницы любовных романов для серии «Harmony Bianca», которая началась с романа под названием «Страсть и реанимация», про очаровательного доктора Роджера МакМиллана, детского кардиохирурга. В него даже сама Присцилла немного влюбилась, потому что герой получился на редкость удачно: темноволосый, чувственный, ласковый, но непредсказуемый. Доктора обожали и мамы его маленьких пациентов, и медсестры отделения, да и всей больницы. Присцилла продумала своего персонажа до мельчайших деталей и даже сейчас, если сосредоточиться, могла представить его лицо. Ах, доктор МакМиллан… Первейшее средство от разочарования в реальных мужчинах. Образ, который всегда ее успокаивал, во всех ситуациях.

Потом Присцилла перешла к историческим романам и придумала Каллиопу, несчастную девушку, которую подстерегало множество опасностей и неудач, и она произвела фурор – сначала во всей Италии, затем в Европе, и наконец Каллиопа завоевала Америку. Но теперь, когда про нее узнали читательницы любовных романов, впервые за всю жизнь Присцилла столкнулась с пресловутым писательским блоком. Другими словами, она влипла.

Присцилла сразу поняла, что если хочет стать настоящей королевой любовных романов, то ее абсолютно итальянское имя нужно поменять. Вы когда-нибудь видели, чтобы королеву любовных романов звали Вердебоско? Так что свое настоящее имя она скрыла под прелестным псевдонимом на английский манер, и так родилась блистательная Присцилла Гринвуд. На обложках ее книг под фото десятилетней давности в краткой вымышленной биографии говорилось, что Присцилла Гринвуд живет на огромном ранчо в Калифорнии, разводит чистокровных лошадей и разрывается между прериями и своим пентхаусом на Пятой авеню в Нью-Йорке.

На самом же деле она жила в небольшой квартирке в Венеции, и ее мама Лючинда звонила ей каждый вечер ровно в восемь, напомнить, что часики неумолимо тикают, и если она продолжит в том же духе, то останется старой девой. И ее вовсе не волновало то, что дочери именно этого и хотелось: холостой жизни в своей квартирке, с диваном и выдуманными историями, не имеющими никакого отношения к реальной жизни. А у Лючинды был поразительный талант жить этой самой реальной жизнью, и она не могла поверить, как так может быть, что дочь его полностью лишена. Лючинде была абсолютно непонятна эта прихоть – воздвигнуть высоченную стену и закрыться в мире своих иллюзий.

Вообще-то Присцилла давно решила жить у тонкой грани между явью и сном, что позволено лишь немногим. И порой те, кто попадают в это место, завороженно глядят в пропасть, которая два мира разделяет.

Случается так, что те, кто с детства растет среди выдуманных миров и историй, потом не могут из них выбраться, и в конечном итоге создают свой собственный мир, надежно защищенный от реальности. Алиса, которая так и не вернулась из Страны чудес, – вот какой была Присцилла.

Реальная жизнь причинила ей боль, так что она нашла убежище, свернувшись клубочком среди пробелов между строк. В безопасности.

– Помнишь тот момент, когда в больнице взорвалась бомба, и он спас всех пациентов из детского отделения? И когда чуть не поддался чарам той мошенницы из фармацевтической компании? – спросила Ребекка.

– Эх, хорошее было время, эпоха Роджера МакМиллана… – вздохнула Присцилла, беря с блюда на столе картофель фри. Теперь фантазия у нее была на нуле, и наверняка всему виной Каллиопа дель Топацио, эта засранка. У нее, если не считать покушений на ее жизнь, все всегда шло хорошо.

Ребекка тем временем с несколько обеспокоенным видом поглядывала на часы.

– Ты торопишься? – спросила Присцилла, очнувшись от ностальгических воспоминаний.

– Эм… я… – смущенно залепетала подруга.

– Ребекка, у тебя встреча? Слушай, если тебе пора…

– Не у меня… – Ребекка виновато опустила взгляд.

– Не у тебя что?

– Ну то есть не у меня встреча. – Она подняла на Присциллу темные, полные муки глаза, напоминая Бемби.

– О нет… – застонала Присцилла, у которой вдруг появилось нехорошее предчувствие.

– В восемь. Но можем пойти уже сейчас!

– Ребекка, и ты туда же… Ради всего святого, это Лючинда тебя заставила? Скажи, если моя мама тебя шантажирует! Что у нее на тебя? Я заплачу больше!

Ребекка явно огорчилась:

– Я подумала, может, вы бы друг другу понравились… это коллега Филиберто, он только что расстался с девушкой.

Присцилла расстроенно взглянула на подругу:

– Еще и только что расстался… Я иду домой.

Она уже поднялась, но Ребекка схватила ее за руку:

– Ты сердишься?

– Нет, но я иду домой. Прекратите это, прошу вас. У меня все отлично, и меня устраивает моя жизнь такой, какая есть. Заведу кота, куплю спицы, буду вязать носки, ты достанешь мне примулы… Просто дайте мне делать то, что я хочу, потому что это лавирование между мужчинами, которых вы пытаетесь мне подсунуть, становится немного утомительным. – И, чтобы немного сгладить впечатление от своих слов, она ласково коснулась черных волос подруги.

Полчаса спустя Присцилла растянулась на кровати с позабытым ноутбуком под рукой, в футболке со Снупи[6] и гольфах, задрав ноги на стену.

На подругу она не сердилась, но если они с ее мамой продолжат в том же духе, Присцилла больше не решится даже просто выйти из дома, и следующий претендент будет ждать ее в темном углу подъезда, между входной дверью и подставкой для зонтиков. И она закончит свои дни как те люди, кто умирает за кухонным столом над блюдом с каракатицей и горошком[7], а заметят это только пару недель спустя, когда зловоние распространится на лестничную площадку. Присцилла содрогнулась.

И, если уж на то пошло, у нее даже внешность подходила для такого сценария: синие глаза, копна медно-рыжих волос, спадавших на плечи волнами, – Присцилла очень напоминала портрет кисти прерафаэлитов и пыталась избавиться от этого сходства при помощи армейских ботинок и футболок с иллюстрациями из комиксов Peanuts.

И, разумеется, крайне важно теперь не умереть за столом на кухне, чтобы ее не нашли в таком виде. Одно дело – отказаться от отношений, но это же вовсе не повод оказаться в полицейских сводках, чтобы соседи и знакомые потом говорили следователям: «Она была хорошим человеком, но такой нелюдимой, и носа из квартиры не казала».

Пришло время сменить обстановку. Поехать в какое-нибудь новое место и там убить Каллиопу.

Так что одним решительным нажатием Присцилла стерла все написанные тысячу семьсот восемьдесят девять слов и набрала в поисковом запросе: «Глухие деревушки арендовать дом».

Даже находчивая Каллиопа дель Топацио не сумеет пережить это лето у черта на куличках.

И вот два дня спустя Присцилла уже писала своему редактору. Они вместе работали над семью романами про Каллиопу, зашивали дыры в сюжете, выискивали исторические и логические