Алчное предвкушение легких денег в покрасневших — не иначе как от всенощных молитв — глазах стражника сменила тоска, даже обида.

— Хорошей дороги, адельфос!

Он вернул его светлости знак королевского интенданта и направился к разряженному купцу, чьи волосы казались, а, может, и были длиннее, чем положено нетитулованным. И не поклонился ведь герцогу. Хотя обязан был. А тот и не заметил или не счел нужным замечать. Спрятав за пазуху золотую бляху с королевским гербом, его светлость тронул коня и уже возле ворот почему-то сказал:

— А вот тот стражник не думает, что я похож на дворянина.

— А ему не за думать платят, — ответила я, наклоняясь и вкладывая монету в загрубевшую ладонь монаха. — Помолись за мою дорогу, брат.

Слепые глаза старика потерялись в рожденных улыбкой морщинках. Он осенил меня знаком Всеотца и сказал так тепло, словно я была его любимой дочерью:

— Ступай с миром дитя. Пусть путь твой будет легким.

И я неожиданно для самой себя улыбнулась. Не так, как учила меня наставница.

Нет, Алана-Лиса улыбалась умом, не сердцем.

А сердцем? Сердцем улыбалась Гвен. Вот только Гвен умерла.

Голос его светлости за моей спиной повторил слова неизменного ритуала. Подтянув повыше шарф (глотать дорожную пыль — сомнительное удовольствие), я плотнее сжала колени. Лютик фыркнул, ускоряя шаг. Через мгновение с ним поравнялся гнедой его светлости. Мы покинули Луви.

Глава 2

Крыша постоялого двора показалась ближе к полудню. За всю дорогу мы с его светлостью обменялись едва ли десятком слов. Зато от его внимательного взгляда затылок мой зудел неимоверно.

С вывески путников благосклонно взирал восседающий на любимом бочонке святой Дионисий — расхристанный и отчаянно косящий. Рисовали вывеску еще в те времена, когда хозяин, отставной военный, только купил дело, и услуги художника, похоже, оплачивались дарами покровителя виноделия.

Спешившись, я бросила мальчишке-конюху поводья и мелкую монетку и, по привычке подмигнув веселому святому, вошла в просторный зал. И пусть хозяйка старалась придать ему вид по-домашнему уютный, но то ли развешенные строго по ранжиру связки золотистого лука, то ли сияющая, как начищенная кираса утварь, то ли подавальщицы, вышагивающие с достоинством кавалерийских лошадей, придавали «Боченку святого Дионисия» все еще уловимое сходство с казармой.

Голубой, как яйцо сойки, бархатный берет, украшенный пучком фазаньих перьев, я заметила сразу. За миг до того как карие в рыжину глаза вспыхнули узнаванием и предвкушением дармовой выпивки.

— Ради всех святых, Дарьен, молчите, — шепнула я его светлости и шагнула к расплывающемуся в улыбке Яскеру.

— Кого я вижу?! — воскликнула, привлекая внимание. Яскер был тщеславен, как породистый петух. — Неужели это знаменитый Яскер — серебряный голос Арморетты и последняя надежда труверской поэзии?

— Ты забыла похитителя сердец, — надулся Яскер, обнимая меня за талию. — Рад тебя видеть, мышка.

Надо ли говорить, что талией он не ограничился?

— Руки убрал, кошак блудливый!

Моя перчатка шлепнула по веснушчатой щеке.

— Ай! — отпрянул Яскер с видом оскорбленной невинности. — Вот жалко тебе? Да? Жалко? Я, может, неделю за аппетитную попку не держался.

— За свою подержись.

— За свою не то, — вздохнул Яскер и тут заметил его светлость. — А кто это с тобой?

Полные губы еще улыбались, но во взгляде, которым этот похититель сердец, скользнул по его светлости блеснул интерес. И это было странно. Подозрительно даже.

— Волк — это Яскер. Яскер — это Волк.

К немалому моему облегчению его светлость ограничился кивком. А глаза Яскера полыхнули яркой медью.

— Так значит надо выпить! За знакомство! Братишка, — он одарил его светлость панибратским хлопком, — раздобудь нам чего-нить. А мы пока присмотрим столик поприличнее.

Я обернулась, поймала синий взгляд и быстро кивнула.

— Охрана? — шепнул Яскер, увлекая меня в дальний конец зала.

Под локоть, а не за талию, как это обычно за ним водилось.

— Заказчик настоял, — я поддала в голос толику раздражения.

Расхлябанный вид и шутовские манеры могли обмануть чужака, но я-то знала наверняка: дураком Яскер не был.

— Давно его знаешь?

— Заказчика?

— Да нет, Волка этого.

— Ну, так, — я неопределенно пожала плечами, — достаточно. Да выкладывай уже, что там?

Скривившись, словно его попросили исполнить альбу конкурента, Яскер лег грудью на выскобленный стол и заговорил, не спуская глаз с его светлости.

— Тут вчера чертилы местные сидели, обмолвились, что заказ есть на какого-то адельфоса. И по описанию, ну точь-в-точь твой волчок. Рост, нос…

— Он не мой, — буркнула я, мысленно обещая святому Гермию новые колокольчики на сандалии. Серебряные. — И не адельфос — у тебя вон волосы длиннее. А много, кстати, обещают?

— Тысячу.

— Серебром?

— Бери выше, — подмигнул Яскер.

Я присвистнула.

Чью-то светлость ждет сегодня серьезный разговор. Очень серьезный.

— Так что ты аккуратнее там, мышка.

— Ты ж меня знаешь, Яскер, — я подмигнула ему. — Спасибо за предупреждение. Руки!

Яскер надулся, вздернул покрытый светлой щетиной подбородок и назидательно произнес:

— Вот прибьют тебя, ненароком, а ты так и не познала истинной неги любовного томления.

От любовной затрещины нахала спас его светлость, явившийся с тремя кружками сидра и дородной подавальщицей. Выпивкой Яскер, разумеется, не ограничился. Впрочем, за такие сведения обеда было не жаль.

Вывалив на нас ведро сплетен и в одиночку приговорив целую пулярку, серебряный голос сыто рыгнул, откинулся на лавке и, постучав по груди, поинтересовался:

— Что-то ты неразговорчивый какой-то, братишка.

Его светлость, на сей раз изволивший есть с ножа, прошил Яскера быстрым взглядом и сухо ответил:

— Мне на за это платят.

— Резонно, — кивнул Яскер. И, хвала Интруне, последняя искра интереса в его взгляде потухла. — Так куда едете?

— В Луви, — ответила я прежде, чем его светлость решит продолжить беседу.

— А-а-а. Ну что ж, пусть дорога ваша будет ровной и гладкой, как ножки графини Крессон. Кстати, за это надо выпить! Эй, красавица, еще сидра.

И вот куда в него столько влезает?

Когда я направила Лютика в обратную сторону его светлость без единого вопроса или возражения последовал за мной. В этот час дорога была оживленной, а значит относительно безопасной, а мне нужно было подумать.

— Почему Луви? — голос его светлости оторвал меня от размышлений как эту самую светлость доставить в аббатство, а потом в столицу, не привлекая ненужного внимания.

Вернее, конечно, было бы переодеть его в женское платье, но, увы, о великаншах в наших краях не слышали со времен Конана Первого.

— Туда Яскер за нами точно не увязался бы.

Нет, маскировка, скорее всего, не поможет. Придется держаться подальше от королевской дороги и постоялых дворов, а это минимум дней пять