Когда я подошла к пологу, выход преградил воин с широким брюхом.

– Пусть Тамаз и обращается с тобой как с дочерью, но он тебе не отец, – сказал Джихан. – Здесь, в юрте, ты опять оказалась в Бескрайней пустоши. Мы привезли ее с собой. И все же… ты уходишь. Обратно к своим тюремщикам. К врагам.

Осознав, о чем он говорит, я замерла. По моей спине пробежал зимний холод Пустоши.

– Если ты не выпустишь меня, жди беды. Шах Тамаз предположит самое худшее.

Я повернулась к Джихану, чтобы он увидел мольбу в моих глазах.

– Быть может, я пришел именно по этой причине, сестренка. Чтобы забрать тебя. Мы поскачем обратно в Бескрайность, забыв об этой стране лжи и жестокости. – Обитающие в Бескрайней пустоши племена предпочитали называть ее Бескрайность, а другие сокращали до Пустоши. – Но я не стану этого делать против твоей воли. Если мы заберем тебя, это будет достаточной компенсацией за отрезанные головы. – Он помедлил, вглядываясь в меня, словно пытался увидеть истину за маской, которую я натянула. – Что скажешь? Ты готова вернуться домой?

Я отвернулась, подошла к пологу и сказала:

– Теперь мой дом – Кандбаджар.

Я вернулась за стены Песчаного дворца, где гулямы в сверкающих бронзовых и золоченых доспехах окружали шаха Тамаза, хотя я не смогла опознать его наверняка. Два его долговязых двойника были в таких же бурых кафтанах и тонких кольчугах, и оба слегка наклоняли головы вправо. Даже проседь в волосах у них была в точности такого же оттенка, и они подражали его прихрамывающей походке.

Но голос так просто не повторить. Когда Тамаз заговорил, мои уши и щеки словно обдало густым сиропом.

– Что он сказал?

Настоящий Тамаз не терял времени даром, спеша ко мне вместе с гулямами, которые окружили нас стеной оружия. Оказалось, что он надел золотистые доспехи гуляма, и сквозь прорези шлема видны были только карие глаза.

– Ваше величество.

Я склонила голову и прошептала ему на ухо обо всем, что произошло, чтобы никто не подслушал.

– Предлог для атаки? – сказал он, распахнув глаза.

Я покачала головой:

– Не думаю, что мой брат стал бы лгать.

– Но кто устроил такое зверство?

– Если мы докажем, что не имели отношения к этим убийствам, думаю, Джихан уйдет.

Шах Тамаз встревоженно зашептал мне на ухо:

– Кто бы это ни сделал, время выбрано идеально. Всего через неделю после того как я отправил большую часть гулямов отбить прибрежные крепости, и город оказался почти без защиты. Но в любом случае, ты хорошо справилась. Предоставь остальное мне, милая.

Я кивнула и пошла к дворцу, сверкающему в лучах заходящего солнца как золотой песок. Прежде чем я успела отойти достаточно далеко, шах сказал:

– Похоже, брат до сих пор тебе доверяет. Будь готова, ты вскоре опять мне понадобишься.

Ступив на шелковый ковер дворцового коридора, я поежилась. При мысли о тех гниющих головах мне хотелось принять ванну. Я поднялась по винтовой лестнице в крыло гарема и вежливым кивком поприветствовала евнухов с заплетенными в косы волосами, охранявших купальню. Оказавшись внутри, среди голубых плиток с узором в виде звезд, я разделась и вошла в парную. Этим утром там было многолюдно: несколько евнухов занимались своими обязанностями, а группа наложниц купалась.

Я села, прислонившись к влажной стене, и жаркий пар успокоил мое нутро. То погружаясь в дремоту, то выныривая из нее, я купалась в печальных воспоминаниях.

Отец погиб. Бетиль умер. Мама на грани смерти. С горя мне хотелось украсть самую быструю кашанскую лошадь из скакунов шаха и умчаться в Пустошь, только чтобы подержать маму за руку. Но на самом деле я больше не была ее дочерью. Теперь моей матерью стал этот дворец. Я нуждалась лишь в объятиях его стен.

В тот день, когда нас атаковали йотриды, их каган принудил моего отца к унизительным уступкам, и я вошла в состав дани. Помню жуткое мгновение, когда воины вырвали меня из материнских рук. Йотриды – смертельные враги нашего племени. Они молились тем же святым, что и аланийцы, а мы почитали только Потомков. Лат слышит наши молитвы, потому что Потомки живут под сенью ее трона, а ложные святые поджариваются в адском пламени. Так меня учили, хотя больше я в это не верю.

Каган йотридов, который даже некоторое время жил среди нас и был чуть старше моего брата, подарил меня аланийцам. Хотя меня увезли далеко от дома, в конечном счете все обернулось к лучшему. И вот теперь я сидела в купальне, достойной правительницы всего мира, и мой живот был наполнен. И все же сердце до сих пор щемило по тому, чего меня лишили.

Пар сдавил мне грудь, и я окунулась в теплый водоем в центре купальни. Я всегда избегала ледяной воды. Когда холод сковывал мне вены, я всегда вспоминала те морозные и голодные дни в землях силгизов. Пока я дрожала при мыслях о том времени, наложницы выходили и входили в купальню. Те, кто не испытывал ко мне ненависти, вежливо улыбались и приветствовали. А другие тщательно избегали моего взгляда. Подумать только, после всего, через что я прошла, я оказалась здесь.

Вошла Зедра. Она сняла с волос полотенце и присоединилась ко мне в воде, черные кудри упали ей на грудь. Я привстала и с улыбкой пробормотала приветствие, надеясь, что не обижу ее своей рассеянностью, хотя она всегда была добра ко мне. Как и ко всем.

– Я так тебе завидую, – сказала она, хихикнув. Раскрасневшиеся щеки явно намекали на то, что она выпила. – Теперь ты посол. Нет, Великий визирь!

– Ничего подобного. Просто стоящий во главе орды человек случайно оказался моим кровным братом.

– В тебе течет кровь завоевателей, – сказала она. – Еще одна причина для зависти.

– У тебя нет ни единой причины мне завидовать.

– Да ты еще и скромница, опять причина для зависти.

– Прекрати.

Я плеснула водой ей в лицо. Она приняла это с улыбкой, даже не вздрогнув. Когда она только приехала во дворец, всего год назад, то не купалась. Она отказалась залезать в купальню, несмотря на мольбы евнухов, а вместо этого сидела на полу и поливала голову из ведра. Как объяснила Зедра, именно так моются в Вограсе, откуда она родом, однако наложницы из Вограса так не делали. Иногда я замечала, как она будто в трансе смотрит на воду в купальне. Странная девушка, это еще мягко сказано.