Шрифт:
Закладка:
— Есть! Великолепная!
— Это хорошо. Искусство?
— О, да! Музыка, позэия, архитектура.
— Превосходно. Надо записать. Взрывчатые вещества?
— То есть, как?
— Ну, взрывы, творческие, и для регулировки климата, передвижения континентов, рек. Это у вас имеется?
— Пока только бомбы… Но они очень разные, напалмовые, фосфорные, даже с ядовитыми газами…
Увы, перед глазами инопланетных цивилизаций человечество предстает пока еще не заслуживающим имени «разумного». Крестовые походы, мировые войны, пытки древние и новые, потоки крови. Страшный счет преступлениям, творящимся на Земле, не закрыт и по сей день: дымятся руины вьетнамской деревушки Соигми, рвутся ядерные заряды, ложатся на морское дно сконструированные в Пентагоне бетонные «гробы» с нервно-паралитическим газом.
И те, кто вершат эти преступления, не достойны имени «Homo sapiens» — человека разумного, не достойны считаться представителями человечества.
«Восьмое путешествие», которым Станислав Лем дополнил «Звездные дневники», хорошо известные многим читателям, проникнуто ненавистью к звериной идеологии и практике империализма, острым ощущением ответственности каждого человека за все, происходящее на Земле.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
В предисловии к новому изданию «Звездных дневников Ийона Тихого» профессор Тарантога, известный как руководитель кафедры сравнительной астроэоологии Фомальгаутского университета, указывает, что перед сдачей в печать рукописи восьмого путешествия, которым это издание дополнено, группа тихологов-психоаналитиков подвергла проверке все факты, имевшие место во сне знаменитого астропутешественника И. Тихого. Профессор не указывает, однако, какая часть фактов при этом подтвердилась, поэтому все неточности и домыслы, содержащиеся в нем, остаются на совести самого Тихого, Тарантоги, тихологов-психоаналитиков и польского писателя-фантаста Станислава Лема.
Впрочем, профессор Тарантога не просто подвергает сомнению, а прямо-таки отрицает существование ЛЕМа и как человека, и как кибернетического устройства, которым — по некоторым слухам — Ийон Тихий пользовался для записи своих путешествий.
Ссылаясь на справочники, профессор утверждает, что ЛЕМ, если таковой и существовал, был наделен слишком малым электронным мозгом и не мог написать ни одной осмысленной фразы.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Путешествие восьмое
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Публикуется в сокращенном виде.⠀Полный текст без купюр, с полным переводом латинских терминов.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Итак, это свершилось. Я был делегатом Земли в Организации Объединенных Планет или, точнее, кандидатом; хотя даже и не так: ведь не мою лично кандидатуру, а всего человечества собирались обсуждать на Пленарной Ассамблее.
В жизни я так ужасно не волновался. Пересохший язык колотился о зубы, как деревяшка, а когда я шел по разостланной от автобуса красной дорожке, то не знал, она ли это так мягко прогибается подо мной или мои колени. Наверное, следовало готовиться к выступлению, а я и слова не смог бы выдавить сквозь иссохшее от волнения горло; поэтому, увидев большой блестящий автомат с хромированной полочкой и маленькими щелями для монет, я поскорей бросил туда монетку и подставил под кран свой термос.
Был это первый в истории человечества дипломатический инцидент на галактической арене, поскольку автомат с газированной водой оказался заместителем руководителя тарраканской делегации, облаченным в парадную форму. Хорошо еще, что именно Тарракания собиралась рекомендовать нашу кандидатуру на заседании; я, однако же, узнал об этом не сразу и счел дурным признаком то, что сей высокий дипломатический чин оплевал мне туфли, — счел ошибочно, ибо это было лишь благовонное выделение приветственных желез. Я понял все, проглотив информационно-толмаческую таблетку, которую любезно предложил мне кто-то из сотрудников ООП; бренчащие звуки, окружавшие меня, немедленно превратились в превосходно понятную речь, каре из алюминиевых кеглей в конце ковровой дорожки обернулось почетным караулом, а встречавший меня тарраканин, до тех пор смахивавший на громадный струдель, показался давним знакомым, вполне обычным по внешности. Только волнение я не мог побороть.
Подъехала маленькая вагонетка, специально переоборудованная для таких двуногих существ, как я; сопровождающий меня тарраканин не без труда тоже втиснулся в нее вслед за мной и, усевшись одновременно и справа, и слева от меня, сказал:
— Уважаемый землянин, я должен вам объяснить, что произошло маленькое процедурное осложнение в связи с тем, что председатель нашей делегации, наиболее подготовленный для защиты вашей кандидатуры как землист по специальности, к сожалению, вчера вечером был отозван в столицу, и мне придется его заменять. Вы знакомы с протоколом?
— Нет… не было случая, — пробормотал я, тщетно пытаясь как-нибудь усесться в этой повозке, все же очень плохо приспособленной для человеческого тела: сиденье походило на яму в полметра глубиной, так что на ухабах я стукался лбом о колени.
— Ну ничего, как-нибудь обойдемся… — сказал тарраканин. Его складчатое одеяние, заглаженное острыми прямыми гранями с металлическим отблеском (что и заставило меня принять его за автомат с газированной водой), тихонько звякнуло; он же, откашлявшись, продолжал:
— Историю вашу я знаю; до чего ж это великолепно — человечество! Разумеется, все знать — это входит в мои обязанности. Наша делегация выступит по пункту восемьдесят третьему повестки дня с предложением принять вас в Объединение как членов полноправных, абсолютных и всесторонних… А верительные грамоты вы случайно не потеряли?! — вставил он так внезапно, что я вздрогнул и рьяно опроверг это предположение.
Пергаментный сей рулон, слегка размякший от пота, я стискивал в правой руке.
— Хорошо, — продолжал тарраканин. — Значит, я произнесу речь, — так? — обрисовывающую ваши великие достижения, которые дают вам право занять место в Астральной Федерации… Это, понимаете ли, в известном смысле устаревшая формальность; ведь вы же не ожидаете каких-либо оппозиционных выступлений… а?
— Н-нет… не думаю… — пробормотал я.
— Конечно! Да и с какой бы стати! Значит, формальность, — так? — однако мне нужны точные данные. Факты, подробности, понимаете? Атомной энергией вы, разумеется, располагаете?
— О да! Да! — поспешно заверил я.
— Отлично. А, в самом деле, это у меня есть, председатель оставил мне свои заметки, но его почерк… гм… Итак, давно ли вы располагаете этой энергией?
— С шестого августа 1945 года!
— Превосходно. Что это было? Первая энергетическая станция?
— Нет, — ответил я, чувствуя, что краснею, — первая бомба. Она уничтожила Хиросиму.
— Хиросиму? Это что, метеор?
— Не метеор… город.
— Город?.. — произнес тарраканин с некоторым беспокойством. — Значит, как бы это сказать… — Он некоторое время раздумывал. — Лучше ничего не говорить! — вдруг решил он. — Ну ладно, но какие-то основания для похвал мне необходимы. Подбросьте, пожалуйста, что-нибудь, но поскорее, мы уже скоро прибудем на место.
— Э… э… космические полеты… — начал я.
— Само собой понятно, иначе вас здесь не было бы, —
