1310

Движение судьбы: [Интервью с Л. Я. Гинзбург по случаю присуждения ей Государственной премии 1988 г.] // Смена. Л., 1988. № 262. 13 ноября. С. 2.

1311

Ср.: «[Л. Я.] Гинзбург – руководительница кружка при ВАРЗе, формалистка, тесно связана и находится под влиянием реакционных писателей Эйхенбаума и Коварского» (цит. по: Власть и художественная интеллигенция. М., 2002. С. 262).

1312

Чудакова М. О. Избранные работы. М., 2001. Т. 1: Литература советского прошлого. С. 238. Запись 1971 г. со слов В. Б. Шкловского.

1313

ПФА РАН. Ф. 150 (ИРЛИ). Оп. 2. Д. 776. Л. 45–46. Отзыв не имеет подписи – «подлинный за надлежащими подписями»; дата 23 апреля 1949 г. фальсифицирована, как и отправленные в ЦК «усиленные» варианты приказов об увольнении профессоров.

1314

Там же. Оп. 1 (1949 г.). Д. 5. Л. 31.

1315

Там же. Оп. 3 (1949 г.). Д. 24. Л. 40.

1316

Там же. Оп. 1 (1949 г.). Д. 5. Л. 32.

1317

Гинзбург Л. Я. Записные книжки. С. 339–341.

Несколько иначе этот эпизод передает Е. А. Кумпан: «Второй раз Лидия Яковлевна столкнулась с Большим домом в 1953-м, и связано это, видимо, было с “делом врачей”. Скорее всего, собирались начать дело о евреях-вредителях в области культуры. Что-нибудь в этом роде. Ее не арестовывали, но вызывали несколько раз на допросы. Вели себя предупредительно: прощаясь, подавали пальто. Вопросы задавали соответствующие: о Гуковском, которого уже не было в живых, об Эйхенбауме, под которым уже растрескивалась почва, о Мелетинском, который сидел в лагере. Но тут умер Сталин и они оставили Л[идию] Я[ковлевну] в покое. Вызовы прекратились» (Кумпан Е. А. Ближний подступ к легенде. СПб., 2005. С. 85).

1318

Эйхенбаум Б. М. Легенда о зеленой палочке: К 40-летию со дня смерти Л. Н. Толстого //Огонек. М., 1950. № 47. С. 23–24.

Кроме указанной статьи были опубликованы лишь комментарии в 34-м томе Полного собрания сочинений Толстого, вышедшем в 1952 г. (Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: Юбилейное издание. М., 1952. Т. 34. С. 546–561, 590–591).

1319

«Летом 1948 г. была написана статья “Наследие Белинского и Лев Толстой (1857–1858)”, предназначавшаяся для 56-го тома “Литературного наследства” (и туда не допущенная в порядке борьбы с “космополитами”; опубл. посмертно). Это лучшая из послевоенных работ Эйхенбаума, написанная удивительно свежо для той, казалось бы, полностью несовместимой с жизнью науки ждановской атмосферой, в которой задыхался автор» (Тоддес Е. А. Б. М. Эйхенбаум в 30–50-е годы. С. 593).

1320

Серьезный труд, которого требует текстология от исследователя, мало кто мог (и может) оценить по достоинству; прежде всего потому, что большинство литературоведов, особенно в послевоенные годы, стремились более писать, нежели заниматься работой по скрупулезной текстологической подготовке чужих текстов к печати. Этим можно объяснить то обстоятельство, что до настоящего времени лишь немногие из русских классических писателей удостоились полных академических собраний сочинений.

Теоретическую и практическую работу Б. М. Эйхенбаума в области текстологии, вершиной которых следует признать подготовку текстов Лермонтова, стоит рассматривать отнюдь не как дополнение к его литературоведческим трудам, а наравне с ними. Большую часть практической текстологической работы Б. М. Эйхенбаум делал совместно с К. И. Халабаевым в довоенные годы. «К. И. Халабаева папа защищал от Шкловского, который ругал его за то, что он отнимает много времени ‹…›. Папа отвечал: “Не трогай Халабаева – он делает прекрасно свое дело, мы с ним делаем большое дело. Это, конечно, не слава и даже не деньги, но это работа, которую я люблю ‹…›”. Я помню, как папа садился у телефона и они с Халабаевым считывали какой-то текст. Вместо того, чтобы говорить “точка” или “точка с запятой”, они говорили “а”, “а, б” и т. п. Папа читал по своим материалам, а Халабаев по своим. Чтобы не ездить каждый день в Дом книги, где помещалось издательство, они часа по три говорили по телефону» (Из воспоминаний О. Б. Эйхенбаум // Эйхенбаум Б. М. «Мой временник»… С. 626).

Отзвуком недооценки роли Б. М. Эйхенбаума-текстолога (да и вообще, кажется, Б. М. Эйхенбаума-ученого) следует рассматривать и отзыв П. Н. Беркова о его жизненном пути: «Работы Б. М. [Эйхенбаума] представляют определенный вклад в науку. Мы ценим у него не то, к чему он пришел в конце жизни, а его РАБОТУ – как он шел к своим выводам, его ПУТЬ» (80-летие Б. М. Эйхенбаума в ИРЛИ. С. 608. Выделение прописными буквами – в оригинале).

1321

Лишним свидетельством значения, которое придавал Б. М. Эйхенбаум текстологии, говорит тот факт, что на научной сессии ЛГУ к 30-летию Октябрьской революции 14 ноября 1947 г. он делал доклад именно по поводу текстологии: «Советская текстология: (Итоги работы над изданиями русских классиков)» (тезисы доклада см.: ЦГА СПБ. Ф. 7240 (ЛГУ). Оп. 14. Д.1325. Л. 55–57).

1322

Благой Д., Макогоненко Г., Мейлах Б. За образцовое издание классиков // Литературная газета. М., 1952. № 85. 15 июля. С. 3.

1323

Цит. по: Кертис Дж. Указ. соч. С. 202.

1324

Из воспоминаний О. Б. Эйхенбаум. С. 635.

1325

Цит. по: Кертис Дж. Указ. соч. С. 335.

1326

Приведем мемуар друга и однокурсника Г. П. Макогоненко музыковеда И. Д. Гликмана: «Он [Г. П. Макогоненко] организовал в складчину большую по тому времени сумму денег для покупки великолепной, нарядной шубы для Эйхенбаума. Одним из щедрых вкладчиков был Владимир Николаевич Орлов ‹…›. Шуба была куплена и мы – то есть, Юра, Орлов и я – отправились с этой драгоценной покупкой на квартиру к Эйхенбауму на Большую Посадскую. Борис Михайлович был ужасно смущен и, вместе с тем, обрадован. Ему больше всего понравился роскошный меховой воротник, который украсил хрупкие плечи профессора. Покупку решили отметить, и Юра Макогоненко выбежал в угловой гастроном насупротив “Ленфильма” и вскоре возвратился с бутылкой шампанского и бутылкой коньяка. Надо сказать, что Борис Михайлович не чуждался крепких напитков. Он выпил вместе с нами, и мне