Открывшийся вид подтвердил то, что успел заметить натренированный глаз Хаджара в мелкие прорехи в частоколе.

Отряд, не дожидаясь, пока ворота откроются полностью, вошел внутрь. Зулу вновь махнул рукой, и его напарник выбил колышек в креплении. Ворот тут же, при помощи механизма утяжелителей, начал скручиваться обратно, и ворота закрылись за спиной охотников и двух путников.

— Отнесите добычу на склад, — скомандовал Омарик. Охотники кивнули, подняли тюки с мясом и потащили их к дальнему зданию. — А вы, достопочтенные путники, идите за мной.

Хаджар пошел следом. Элейн же семенила позади. Она, будто деревенский ребенок, впервые оказавшийся в столице, озиралась по сторонам и жадно ловила каждую мелкую деталь.

В деревне действительно большинство уже спало. Только по большим праздникам селяне могли себе позволить что-то праздновать после захода солнца. Обычно в это время они отдыхали и набирались сил перед новым, полным тягот и трудностей днем.

Вскоре они дошли до ладного сруба. Достаточно большого, чтобы вместить в себя несколько семей.

Омарик открыл незапертую калитку и вошел первым. Того требовал закон гостеприимства. Он поднялся по крепкому, даже не скрипнувшему ни разу крыльцу, и открыл перед гостями дверь в горницу.

— Проходите. Живем небогато, но вам будем рады. Чем сможем — угостим и найдем, где вам постелить.

— Спасибо, достопочтенный Омарик.

Хаджар сперва поклонился охотнику, а затем и самому дому. Но вперед не пошел. Генерал выжидательно уставился на Элейн. Та не сразу сообразила, что от нее требуется. Благо еще до того, как охотник заподозрил неладное, принцесса умудрилась проглотить-таки свою гордость и тоже поклонилась.

В горнице было так же темно, как и на улице. Для Хаджара и Элейн, сильных практикующих, чьи тела прошли не одну трансформацию, это не было проблемой. А вот Омарик несколько раз споткнулся о скамью и пару раз выругался.

— Дорогой, это ты? — прозвучал мягкий, теплый голос.

— Да, милая, это я.

Из узкого коридора в ночных одеждах вышла хозяйка. Такая же крепкая, как и ее дом. Но несмотря на свои пышные формы, она не производила впечатление толстой и некрасивой. Наоборот, было в ней что-то женственное и приятное. Очень домашнее и уютное.

Наверное, из таких потом получаются прекрасные бабушки.

— А кто это с тобой?

Она протянула вперед зажженную лучину и запалила лампаду, висевшую на дверном косяке. Тусклый свет озарил горницу, разгоняя тьму и превращая помещение в театр теней.

— Да вот, подобрал в лесу… — Омарик обернулся и застыл.

Только сейчас он сумел в полной мере рассмотреть своих попутчиков. Сперва он увидел юношу такой стати, что будь его дочери повзрослее, он бы никогда не привел его в собственный дом. Затем же его взгляд перетек на сестру путника, и сердце пропустило несколько ударов.

Золотые волосы, голубые глаза, атласная кожа. Лицо идеальных пропорций и формы такие, что и умереть за них не стыдно. Девушка была одновременно красива и изумительна, как картина, и опасна и страстна, будто охотящаяся кошка.

— …путников, — договорил наконец охотник.

— Ну так и чего ты держишь их в сенях? — нахмурилась хозяйка. — Простите невежество моего мужа. Я еще с детства подозревала, что его вырастили медведи. Проходите, гости дорогие.

— Спасибо, достопочтенная… — Хаджар сделал паузу.

— Нега, — представилась хозяйка. — Меня зовут Нега.

* * *

Хаджар стоял по пояс раздетым и колол дрова. Простое, приятное занятие, которому он не предавался с тех пор, как покинул деревню в Долине Руьчев.

Позади на крыльце сидела Элейн. Она вместе с детьми с соседних дворов мастерила куклы. Для девочек она из тряпок, травы и всякого барахла делала “принцесс” в красивых платьях. Для мальчишек — “рыцарей”. В итоге вокруг нее постоянно царил настоящий хаос.

Кто-то играл в “балы”, пуская своих принцесс в танец. Другие — в войнушку. У последних чаще всего портились куклы, и они вновь бежали к Элейн. А та, смеясь, чинила их и отправляла мальчишек на новые подвиги.

За забором (весьма условным, так как его можно было при желании перешагнуть) часто курсировали молодые парни. Реже — девушки. Первых отпугивало покрытое шрамами, жилистое и поджарое тело Хаджара. Но тем не менее, они не могли отказать себе в удовольствии поглазеть на Элейн.

Девушки же в деревне, пусть и хотели посмотреть на красавца, но все же не могли позволить себе быть опороченными слухами. Вот заметит завистница такое поведение, распустит слух о вольном нраве девушки, а кто потом из парней захочет взять себе в жены нечистую, испорченную девку?

Нравы в деревнях Лидуса были ортодоксальными и зачастую непонятными для городских жителей.

— Хорошо ты с детьми управляешься, — произнесла вышедшая на крыльцо Нега.

Элейн улыбнулась женщине. За те два дня, что они отдыхали в доме Омерика, Элейн и Нега успели найти общий язык и даже подружиться. Впрочем, Хаджар подозревал, что хозяйка была первым человеком для принцессы, которого та бы смогла назвать другом или подругой.

— Мне нравятся дети, — ответила Элейн, взъерошивая шевелюру какого-то мальчишки. — Они как полевые цветы. Простые и оттого очень красивые. Совсем не как цветы из сада — чванливые и надменные, влюбленные в собственную красоту.

Нега, продолжая улыбаться, подобрала пышные юбки и уселась рядом. Ее муж, как и многие другие, ушел на работу в поле. В деревне остались лишь ремесленники, молодняк и женщины.

— Омерик рассказал мне вашу историю, Элейн, — тон у Неги был теплым, но в то же время слегка игривым, — очень поэтичные у тебя сравнения для девушки, выросшей в деревне.

— Вы и сами, достопочтенная Нега, говорите намного чище, чем ваши земляки.

Нега кивнула, вздохнула и посмотрела на ясное небо. Там плыли кучевые облака, обещая скорый дождь и даже бурю.

— Когда-то я жила в городе.

— А зачем переехали сюда? Обычно народ, наоборот, стремится в города. От этого деревни начинают мельчать и все труднее поддерживать сельское хозяйство.

— Сельское хозяйство? — переспросила Нега и засмеялась. — Милая моя, наивная девочка. Какое уж здесь хозяйство, когда каждого второго мужчину забирают на рудник. Да и земля в Лидусе тяжелая, своенравная, обрабатывать ее нелегко. Если бы не торговые караваны из империи, мы бы давно уже все с голоду умерли. Рудой-то сыт не будешь, а деньгами не наешься.

— Да о каком руднике вы