Шрифт:
Закладка:
Ну да, опять очередное историческое отступление. Положа руку на сердце, я их допускаю умышленно: не хочу, чтобы книга превратилась в очередной сборник «жутиков», каких уже предостаточно. Твердо намерен при возможности еще и дать читателю кое-какое представление об описываемых временах, о людях и исторических реалиях, а также и забытых, но безусловно интересных – и достоверных! – исторических фактах, то забавных, то печальных.
Так вот, конец означенного немца Шварца был печален. Гренадерская рота Преображенского полка, выступившая в ту ночь за Елизавету, была наименована лейб-кампанией и получила прямо-таки фантастические привилегии и льготы. Об этом написано подробно и много, так что в хорошо известные подробности я углубляться не буду. Лишь повторю вслед за многими: форменным образом одуревшие от своего исключительного положения в армии и империи лейб-кампанцы сплошь и рядом буянили вовсе уж запредельно даже по меркам буйного XVIII столетия, прекрасно зная, что «матушка» не то что наказывать, но и ругать не будет (как оно и случалось).
Осталось немало полицейских рапортов, проникнутых унылым бессилием. Некий бравый лейб-кампанец средь бела дня украл из лавки молодую служанку и продал ее за три рубля архимандриту (зачем девица архимандриту понадобилась, каждый волен судить в меру своей испорченности). Другой хотел купить на базаре глиняный горшок за три копейки, а продавец не соглашался отдать дешевле чем за шесть. Торговались они так, торговались, перешли на личности… Гвардеец был при ружье. Сорвал его с плеча и уложил несговорчивого горшечника наповал, после чего вразвалочку удалился.
Начальствовал над лейб-кампанией, кстати, опять-таки не природный славянин, а помянутый принц Гессен-Гамбургский. Как-то он посадил под арест рядового за очередную буйную выходку. Лейб-кампания разозлилась и по размышлении выбрала оригинальный метод протеста: гвардейцы договорились не появляться во дворце Елизаветы, где обычно от них было не протолкнуться. Удивленная столь небывалым событием Елизавета выяснила, в чем причина, и быстренько велела провинившегося выпустить.
Сержант лейб-кампании Ивинский на мелкое хулиганство не разменивался. Он был этакой звездой ночного переворота – именно он разбудил и вытащил из постели правительницу Анну Леопольдовну, объявив ей, что власть переменилась. Потом он уже собственным умом задумал масштабное предприятие: составить заговор и перебить всех клятых иностранцев, пребывавших в милости у Елизаветы. Кроме патриотических, тут имели место быть и сугубо меркантильные побуждения: Ивинский собирался в ходе предприятия самолично прикончить собрата по перевороту Грюнштейна, чтобы скоропостижно жениться на его вдове. Игра стоила свеч: Грюнштейн получал в награду около тысячи крепостных душ, которые должны были перейти по наследству к вдове. Было из-за чего стараться.
Кто-то донес – как бы не сама мадам Грюнштейн, которой Ивинский рассказал о своих планах. Сержанта немного подержали в крепости и отпустили без малейшего наказания – ну мало ли у кого какие матримониальные планы могут быть…
Впрочем, порой многое сходило с рук и воякам, не имевшим никакого отношения к лейб-кампании. В апреле 1743 года группа рядовых гвардейцев напали в трактире на нескольких офицеров из немцев, всячески их обматерили, а потом заявили, что у них есть собственноручный приказ матушки государыни перерезать и перевешать «немецких собак всех до одного». Схватились уже за тесаки (или что там у них висело на поясе), смертоубийства не вышло – вмешались военные патрули и всех повязали. Суд сгоряча приговорил зачинщиков к смертной казни, но вмешалась Елизавета и моментально восстановила справедливость: приговоренных всего-навсего перевели в другие гарнизоны, не особенно и отдаленные. А под арестом какое-то время просидели как раз подвергшиеся нападению немцы – а чего они столь вызывающе средь бела дня в трактире в бильярд играли? Потом, правда, выпустили без всяких последствий. Добрейшей души была матушка императрица – а могла бы и на Камчатку закатать…
Так вот, бравый капитан Шварц и его печальная кончина… Куда уж печальнее, вы, наверное, согласитесь. Как-то Шварц встретил молодую и, надо полагать, сексапильную крестьянку. Не размениваясь на пошлые ухаживания, средь бела дня поволок ее в оказавшийся поблизости стог, браво вопя:
– Лейб-кампании ни в чем отказа быть не может!
Красавица определенно придерживалась противоположного мнения. Схватила оказавшиеся тут же вилы и убила Шварца до смерти. Печально, да.
Итак… Вскоре после своего воцарения Елизавета велела снести Летний дворец Анны и построить на его месте свой собственный под тем же названием (сейчас на том месте – Михайловский замок). Возможно, все дело было в том, что деревянный дворец попросту обветшал. Но возможно, причиной послужил еще и преследовавший Елизавету призрак Анны Иоанновны.
Как бы там ни было, о призраке Анны Иоанновны нам известно исключительно со слов Елизаветы. О призраке ее самой ничего неизвестно вообще – ну как-то не появлялся… О призраке Екатерины II упоминается крайне скупо (письма императрицы Александры Федоровны). Если его видели, то, безусловно, очень и очень редко.
А вот история появлений призрака Павла I гораздо более богата и обстоятельна – и, что характерно, тянется вплоть до наших дней. Да, именно так и обстоит…
Михайловский замок, в котором Павел был убит вельможной сволочью, пожалуй, самое загадочное здание императорского Петербурга. Быть может, знатоки истории Петербурга меня, космача из сибирских лесов, и поправят, но лично мне кажется, что это единственный дом старого Петербурга, наиболее близкий по стилю к средневековым рыцарским замкам. Как и средневековые замки, окружен водой: Мойка, Фонтанка и два специально прорытых при строительстве канала, цепной мост, поднимавшийся на ночь (увы, эти предосторожности императора от убийц не спасли). Сколько старых легенд кружит вокруг замка, с ходу подсчитать решительно невозможно.
Само его название окутано легендой, согласно которой часовому, стоявшему на посту у второго Летнего дворца, построенного Елизаветой, явился «сияющий юноша» и объявил, что он – архангел Михаил. После чего велел немедленно идти к императору и передать, что Летний дворец следует немедленно разрушить, а на его месте возвести дворец, и при нем – церковь, посвященную архистратигу Михаилу. Случай оказался настолько из ряда вон выходящим, что часовой, нарушив строжайшие предписания воинского устава, пошел к императору и передал слова небесного гостя. Павел отнесся к этому со всей серьезностью и в тот же