Шрифт:
Закладка:
Еще о памятниках. Я могу и ошибаться, скрупулезные исследователи могут обнаружить и другое, но очень похоже, что оживающий по ночам монумент Петра I – явление для России уникальное. Но не для остальной Европы. Там подобные рассказы кружили во множестве еще со времен раннего Средневековья, причем большей частью относились к Италии, к тамошним античным статуям. Отнюдь не ко всем без разбора – одни считались в этом отношении совершенно безобидными, а вот про другие упорно твердили, что никак не стоит устраиваться возле них на ночлег – может кончиться очень печально…
Примерно с конца XVIII века в Швеции гуляли схожие рассказы о памятниках двум самым знаменитым шведским королям – Карлу IX и Густаву-Адольфу (оба, кстати, убиты на войне). По преданиям, оба порой покидают постаменты, разгуливают вокруг и даже общаются с прохожими. Причем поведение их четко разграничено: если беседа с бронзовым Карлом IX и не послужит добрым предзнаменованием, то и зла не принесет, – а вот от Густава-Адольфа не одну сотню лет советуют тут же убегать со всех ног, если жизнь дорога…
Интересно, что среди поселившихся в Сибири русских очень быстро стали распространяться схожие рассказы о старинных истуканах, «каменных бабах». Утверждали, что иные ночами бродят по окрестностям и запоздавшему путнику (исключений не бывает) лучше с ними не встречаться. Одним словом, и «Медный всадник» Пушкина, и «Венера Илльская» Проспера Мериме основаны в первую очередь не на творческой фантазии авторов, а на старинных народных преданиях…
В XIX веке, во второй его половине, разговоры о призраке Петра I как-то поутихли – и вообще больше не говорили об охотившемся ночью за людьми Медном всаднике (хотя от старых петербуржцев доводилось слышать и другое). Однако в XX веке призрачный Петр не раз появлялся в Зимнем дворце – об этом, в частности, писала немецким родственничкам императрица Александра Федоровна. Писала и о появлении призрака Екатерины II в Петергофе.
Есть сведения, что в своем любимом Летнем дворце появлялся призрак императрицы Анны Иоанновны. Источник, правда, единственный – императрица Елизавета Петровна. Она рассказывала, что несколько раз видела «царицу престрашного зраку». Правда, на сей раз это не служило ни к добру, ни к худу. Елизавета была убеждена, что суровая тетушка показывается ей из чистой зловредности – ненавидя племянницу при жизни, хотела досадить ей и после смерти. В общем-то, такая версия Елизаветы полностью соответствует историческим реалиям. Анна относилась к племяннице без тени дружеского расположения – несомненно, оттого, что у Елизаветы в некотором смысле было больше прав на престол, чем у нее самой. Анна была племянницей Петра, зато Елизавета – его родной дочерью. А потому племянница оставалась для тетки вечной угрозой: превосходно помнила, как Екатерину I возвела на престол всего-то парочка гвардейских полков, да и сама Анна, которой знать предназначала роль куклы на троне, стала самовластной исключительно оттого, что ее в этом поддержала ватага гвардейцев и дворян со шпагами наголо…
Прекрасно это понимавшая Елизавета много лет прожила в постоянном напряжении и вечном страхе оказаться если не за решеткой, то в каком-нибудь дальнем монастыре, мало чем отличавшемся от тюрьмы (как произошло и с царевной Софьей, и с Евдокией Лопухиной).
По каким-то своим соображениям, так и оставшимся для нас неизвестными, Анна племянницу в монастырь так и не отправила – зато чуть ли не десяток раз откровенно пыталась выпихнуть ее замуж куда-нибудь подальше за границу, после чего моментально бы избавилась от лишней головной боли – во всей Европе действовало правило, по которому выданная замуж за границу принцесса уже не могла претендовать на трон в своем отечестве. Список женихов известен поименно – от германских владетельных князей до французского принца Конти, – но всякий раз как-то не складывалось. Елизавета так и осталась в России – при немалом количестве приставленных к ней Анной соглядатаев. Анна бдила зорко. Нужно сказать, что «науку страсти нежной» Елизавета начала постигать в довольно юном возрасте, что по меркам ХVIII столетия было делом самым обыкновенным. Одного ее сердечного друга, молодого гвардейского поручика Алексея Шубина, Анна велела по насквозь придуманным обвинениям сослать на тогдашний край света, на Камчатку. Притом что ни прежде, ни после никаким утеснениям не подвергался ни один из прочих любовников жизнерадостной царевны. Тут уж все лежало на поверхности – Шубин был гвардейский офицер. Гвардейские офицеры и имеющая все права на престол девушка – сочетание крайне взрывоопасное…
Елизавета, должно быть, правильно все поняла и тактику изменила. Перестала поддерживать какие бы то ни было связи с офицерами, а вот с рядовыми гвардейцами, наоборот, отношения завязала самые тесные. Нисколько, правда, не амурные: она частенько сиживала в застольях гвардейцев, устраивала для них застолья у себя дома, не раз выступала крестной матерью их детей, с невинным видом объясняя это привычкой к неопасным гулянкам. Да вдобавок, на двести пятьдесят лет предвосхитив знаменитые «хождения в народ» Бориса, понимать, Ельцина, водила с их дочками хороводы и играла в тогдашние народные игры.
Сработало как нельзя лучше. Среди всех прочих гвардейских переворотов в Российской империи учиненный Елизаветой уникален тем, что был единственным, которым не руководили офицеры. «Мозговым центром» стали несколько цивильных дворян и французский врач (он же французский шпион) доктор Лесток, а среди военных, отправившихся в ту историческую ночь за санями Елизаветы свергать прежнюю администрацию, самым старшим по званию оказался сержант Грюнштейн. При заговоре отирался еще и армейский капитан Шварц, но он не в гвардии и даже не в армии служил, а трудился инженером на корабельной верфи.
Со свойственным мне ехидством (ну есть грех) не могу удержаться, чтобы попутно не разрушить один из устоявшихся исторических мифов: якобы возмущенные «немецким засильем» бравые славяне в солдатских мундирах возвели на престол дочь Петра Великого, разогнав обосновавшуюся вокруг престола клятую немчуру.
Исторической правде это не вполне соответствует. В «мозговом центре» состоял, кроме русских, еще и принц Гессен-Гамбургский, личность как-то не вполне и славянская, точнее говоря, не славянская вовсе. Помянутый Шварц был немцем, не так уж и давно приехавшим в Россию после того, как косная Европа не оценила его как видного инженера (ну по крайней мере он сам так рассказывал, правда, никаких инженерных дипломов
