В раствор, предназначенный для снижения давления, потихоньку от доктора добавляется адреналин. Хрен с ним, с больным! Пускай доктор голову поломает, отчего это вдруг давление у пациента полезло еще выше!

Интересно, поняли или нет бывшие мои коллеги, молодые фельдшерицы и фельдшеры из Подмосковья, теперь сами, увы, перевоплотившиеся именно в категорию «бабок-дедок», что бабками не рождаются — ими становятся незаметно и постепенно.

Вообще, задуманная с большими претензиями и замахом специализация скорой помощи, на мой взгляд, не очень-то была и нужна.

Ведь скорая не должна лечить, а должна оказать тот минимум помощи, чтобы успешно довезти тяжелого больного до приемного покоя. Больничные специалисты, кардиологи, например, за голову хватались, увидев те лекарства, которыми напичкали больного на «догоспитальном этапе». Теперь всё это будет плавать в крови больного несколько дней, и к нему толком не подступишься — надо ждать, пока всё это из больного выйдет!

А мы так гордились выклянченными ампулами из тех же отделений реанимации! И всё это переливали в больного. А забабахать капельницу по скорой, что теперь делается походя и не задумываясь, ну, как градусник поставить, в те времена считалось чем-то особым. До сих пор у бывшего советского человека осталось отношение к капельнице как к какому-то особому лечению, крайне серьезному и эффективному: «…а меня там капельницами лечили, положили бы вы меня, доктор, в санаторное отделение, мне бы там капельницы бы поделали».

В американской психиатрии не вводят лекарства капельно — они признаны неэффективными и даже опасными. И в израильской медицине, которая является калькой с американской, капельницами тоже не лечат.

И очень любимых «санаторных отделений» нет.

Но это я отвлекся.

Вернемся к скорой. На скорой фельдшеры и сами себя лечили с той же неукротимой отвагой: чуть что кольнуло — и тут же один заливает другому какую-то гадость, и непременно в вену.

Почему-то страдание от летней жары в микроавтобусе скорой помощи я почти не помню, хотя наверняка были дни и жаркие, и очень жаркие — как-то видел регулировщика на площади и поливальную машину в действии, накручивающую круги вокруг бедняги, чтоб помочь ему продержаться как можно дольше на своем посту.

Еще помню ливень, да такой, что ничего вокруг не было видно. Умирать никому в «скоропомощной» бригаде — ни доктору, ни фельдшеру, ни водителю — не хотелось, поэтому мы остановились и ливень переждали, а потом получили нагоняй от диспетчера «Центра» — была у нас почти постоянная диспетчер, все время попадали с ней в одну смену, номер у нее был 77, а звали ее Нинка Тряпкина.

Эта Тряпкина была нашим полновластным правителем, нашим Богом и царем: хочет, настучит, и на тебя вышлют грозную проверку — линейный контроль, — которая наверняка найдет тебя виноватым — зря, что ли, машину гоняли с контролем?

А захочет Тряпкина — и даст вызов в то место, где Макар телят не гонял, и будешь ты плутать по незнакомым переулкам, а потом, в награду за опоздание, слушать разнообразную ругань.

Но тяжелее всего была зима.

Когда я был студентом и фельдшером, в мои обязанности входило поднять ночью врача и шофера — тогда еще был относительно благополучный период, когда можно было иногда немного вздремнуть ночью.

Тогдашняя моя подстанция занимала двухэтажный флигель в Замоскворечье, врачи спали на втором этаже, водители — в полуподвале.

Растормошишь одного, потом другого, потом встанешь на лестничной площадке между этажами — спросонья трясет, знобит, полу спишь стоя, но оком недреманным следишь за тем, чтоб не «заспать» вызов.

Поутру, после дежурства, обычное ощущение — как при начальной фазе гриппа.

А в оттепель машина могла засесть где-нибудь в талом снегу и буксовать, и тогда мы собирали половики по окрестным домам, чтобы положить их под колеса микроавтобуса.

Может, не совсем кстати мне вспомнились два замечательных медицинских документа, которые приведу по памяти — жалко такое терять.

Интересно что короткие выдержки из этих документов рисуют как пациента, так и врача.

Первый документ — это описание больного из карты вызова скорой помощи, три фразы:

«Больной самостоятельно сидит на горшке.

Выражение лица дегенеративное.

Настроен на госпитализацию».

Второй документ — клише, на этот раз из истории болезни, которым врач-психиатр стереотипно описывал своих пациенток — не любил он женщин, ох не любил!

«Лжива, льстива, прожорлива».

Ох и колоритны были работающие на скорой люди!

Вот, например, еще одна история.

На неотложке в 1950-е годы работал доктор М. А. с профессиональными водительскими правами, совмещавший лечебную работу с водительской. Жизнь его была извилиста и непроста, в том числе и его взаимоотношения с прекрасным полом.

Познакомился он как-то с женщиной и, как галантный кавалер, сразу подарил ей чулки — редкость по тогдашним временам.

Наступило время интима.

— Обнимаю я ее, — рассказывал доктор, — и она меня обнимает. Я ее крепче обнимаю — и она меня. Я еще крепче — и она. Ого! Повезло мне, кажется, думаю. Страстная женщина попалась! А она всё крепче и крепче обнимает, до того, что аж больно стало. Зажег свет — а у нее эпи припадок.

Анально-генитальный исцелитель

Интересный и, несомненно, необходимый медицинский прибор был привезен в Израиль из Москвы моим тестем в качестве подарка своей родственнице. Прибор называется «ректально-вагинальный стимулятор» и представляет собой нечто похожее на шариковую ручку с проводами. Лечат при посредстве этого прибора ряд болезней — геморрой, фригидность, импотенцию, — в общем, все болезни, связанные с неправильным функционированием упомянутых выше двух анатомических отверстий. Правила пользования очень просты — в необходимое отверстие вводится данный прибор, подключенный к электрической сети, где-то на 6–8 часов в сутки. А прибор уже сам, на месте, ориентируется, что лечить и как лечить. Разумеется, прибор был утвержден Министерством здравоохранения России. Предупреждение в инструкции к прибору гласит, что по дороге к излечению возможны обострения.

Вспоминается, что электропроводка в русских приборах всегда была слабым местом, что придавало работе прибора особенно пикантный оттенок.

Спит, например, исцеляемый (исцеляемая) в процессе лечения с подключенным к сети функционирующим прибором. Через обострение лечатся потихоньку фригидность и геморрой, а тут — короткое замыкание.

Могут ли мысли чесаться?

Как известно,

При чистоте хорошей не бывает вошей!

Тиф разносит вша! Точка и ша!

Сто лет тому назад это категоричное утверждение, наверное, было совершенно справедливым. С тех пор чистота стала действительно хорошей, но воши (вши) этого не заметили. Видимо, «Кондуит