— спросили: почему ты кричишь, как взвод солдат?

Простите, сказал ребенок, я больше не буду кричать как взвой солдат.

Так вот, за стеной по нарастающей был слышан взвой солдат.

Затем в кабинет ко мне ворвалась жена Ави, карлица, напомнившая мне старый пошлый мачоистский анекдот: какой должна быть идеальная жена — ростом метр двадцать и с квадратной головой, чтоб во время орального секса на голову удобно было ставить пивную кружку.

А еще эта идеальная жена вызвала у меня в памяти один персонаж из фильма «Битлджюс» — какой-то головастый кошмар неопределенного пола связывал «узами брака» Битлджюса и Вайнону Райдер. По сравнению с новобрачной кошмар из фильма обладал одним преимуществом — он был тихим кошмаром.

Жена Ави умела орать, визжать, вопить, стонать и стенать, но слушать она не умела.

Заткнуть ее хотя бы на минуту не удавалось. Вопила она о том, что у нее нет детей, а во всем виноваты наши лекарства. Ее муж не справляется со своими мужскими обязанностями, и очень важная заповедь — «плодитесь и размножайтесь» (на иврите — «пру у рву») — не выполняется.

Сколько раз можно повторить одну эту нехитрую мысль в течение двух часов, если говорить со скорострельностью зенитной пушки?

Точно сказать не могу, но слово вставить я не смог — вокальные данные у меня не те.

Тут я вспомнил, что надо ударить кулаком по столу — так поступали герои во многих фильмах и книгах, и сразу после этого наступала нужная для героя тишина.

Личный опыт этого приема был у меня не наработан, и я просто решил, что чем сильнее врежу — тем получится эффективнее.

Черта лысого! Кулак болел минимум неделю, а ее фонтан красноречия заткнут так и не был.

Наконец явилась сестра больного, которая как-то смогла объяснить, что действия новобрачного под голосами Б-га могут быть очень разными — не только те, которые ожидает его жена (ох, не дети были нужны «молодой», а процесс их образования!), а, например, он может и прирезать ее под голосами.

Не зря же он в тюрьме сидел.

Тут новобрачная испугалась, замолкла и задумалась…

Первое мое дело в суде

Когда-то я работал в качестве врача-эксперта по уголовным делам и представлял в суде сторону защиты. Если какой-нибудь безумец что-то натворит, то суду предстоит решать, отвечает он за то, что натворил, или нет.

Решает это судья с подачи врача. Но иногда адвокат с решением врача не согласен. Тогда он зовет меня — фрилансера от психиатрии.

Я просматриваю присланный на обвиняемого материал, потом беседую с ним и прихожу к какому-то мнению. Иногда это мнение надо отстаивать в суде. Вот за этим и поехал я в город Беер-Шеву, в их городской суд, где должно было слушаться дело моего клиента. В данном случае у меня было полное расхождение во взглядах с экспертизой, сделанной в отделении, — с моей точки зрения, данный пациент давно и безвозвратно пересек границу понимания добра и зла. А стационарная экспертиза решила, что парень, конечно, не очень здоров, но и не настолько болен, чтобы не смочь правильно самому ответить на тот самый вопрос, с которым пришел крошка сын к отцу: «Что такое “хорошо”, а что такое “плохо”»? Может ли обвиняемый отличить эти понятия?

До этого в беер-шевском суде мне пришлось мне бывать один раз и давным-давно.

Раньше это было просто очень неинтересное и запущенное стандартное административное здание из тех строений, от вида которых сводит скулы. Но теперь суд располагался в новом здании, построенном с размахом, — видно, городу суждено большое криминальное будущее. Я увидел огромный холл с потолками на вышину всего многоэтажного здания, а весь процесс правосудия творился как бы на балконах.

Воспитанный на кино, где «именем Советской Российской социалистической республики» — и все встают, и к трем креслам проходят судья и два заседателя, здесь я был удивлен очень многим. Во-первых, в зале никакой помпезности. Статичны две фигуры — судья в синтетической мантии и секретарша, полненькая молодая девушка, которая со страшной скоростью печатает диктуемое ей. Они и вращают конвейер правосудия.

Все остальные — адвокаты и секретарши — в муравьином движении. Кого-то подтаскивают к судье, заключенных вводят на специальный балкон, он же скамья подсудимых, кто-то начинает торговаться за место в очереди на правосудие. Параллельно сбоку стоит какой-нибудь обвиняемый и слушает оставшуюся часть решения судьи — часть решения судья ему огласил, но на самом интересном месте прервался, чтобы сказать кому-то еще что-то.

А в кулуарах, так сказать, суда — смешенье всех цветов кожи, языков, одежды.

Бедуины в национальной одежде, эфиопские пожилые женщины также в национальной одежде, и в вечно сползающих джинсах прочий народ Израиля, солдаты в форме, а между ними струится масса молодых худощавых мужичков, одетых по принципу «светлый верх / темный низ» — то есть обязательная белая рубашка с галстуком и черные брюки с ботинками. За выдвижные ручки эти молодые люди тянут за собой довольно большие чемоданы на колесиках. Они адвокаты, а в чемоданах у них — уголовные и прочие судебные дела.

Я с некоторым трудом отыскал в этом муравейнике «своего» адвоката, и мы с ним стали носиться между этажами, надеясь воткнуть нашего подопечного пораньше в судебный процесс.

В результате на балкончике в окружении стражи появился «наш» преступник. За время заключения выглядеть он стал значительно лучше — от регулярного питания и от того, что на его лице появился легкий загар и вся физиономия приобрела приятную округлость. Но всё равно смотрелся наш подопечный, как настоящий городской сумасшедший с картинки — бородища до середины груди, волосы на голове всклокочены, круглые глаза навыкате сияют нездоровым блеском.

Обвинялся он в том, что угрожал бывшей жене.

При этом из его памяти намертво вылетело, что он 12 лет как в разводе с ней. Попутно им забылись имена его детей и их возраст. Считая детей, он легко доходил до двух, загибая пальцы, а на третьем сбивался. А детей у него было трое.

Надо сказать, что, когда мнения врачей расходятся, обычно назначают прения сторон, то есть два врача, выдержавшие до этого перекрестный допрос, начинают каждый доказывать судье правильность своей точки зрения. Последнее слово обычно за судьей.

Один из важных вопросов, который решает психиатр-эксперт, — понимает ли обвиняемый смысл судебного процесса. Попросту, понимает ли он, что он на суде, кто судья, кто адвокат и кто прокурор.

Я считал, что обвиняемому надо лечиться, а та,