Позднее Рязанов рассказывал, что Гурченко в любом случае не подходила на эту роль, поскольку выглядела чересчур хрупкой и миниатюрной. Лихого корнета режиссер не мог разглядеть в ней при всем желании. По этой же причине Эльдаром была отвергнута Алиса Фрейндлих, чья проба на Азарову была как раз очень яркой.

А вот Светлане Немоляевой не повезло по противоположной причине — у нее была слишком женственная фигура, которую мундир только подчеркнул бы. Но и Немоляева весьма понравилась и запомнилась режиссеру. На протяжении ряда последующих лет Рязанов еще не раз пробовал и Алису, и Светлану, пока в конце концов не снял их обеих в «Служебном романе».

Шурочкой же Азаровой в результате стала 21-летняя студентка отделения музыкальной комедии ГИТИСа Лариса Голубкина, устроившая Рязанова во всех отношениях. Она, правда, была совершенно неопытной, но для толкового режиссера это никогда не является преградой. К тому же Лариса все схватывала на лету и отдавалась съемочному процессу со всей страстью молодости.

Лишь однажды Рязанов столкнулся с легко объяснимым голубкинским страхом, который, к его удивлению, присутствовал и в этой отважной девушке. В одной из трюковых сцен от Ларисы требовалось спрыгнуть со второго этажа декорации (с антресолей в залу). Голубкина никак не решалась. Тогда потерявший терпение Рязанов выкрикнул: «Смотри и учись!» — и живо поднялся на второй этаж, намереваясь спрыгнуть с него, дабы личным примером подзадорить трусиху. Решительно подойдя к краю антресолей, Эльдар ужаснулся. Высота и впрямь была устрашающей — около четырех метров. Режиссер в то время весил 113 килограммов — и для него этот прыжок был еще более рискованным, чем для девушки вдвое меньшего веса. Однако ради дела необходимо было себя превозмочь — и Рязанов шагнул в бездну. Все обошлось. Для него — но, увы, все-таки не для Ларисы. Вдохновленная примером режиссера актриса преодолела свой страх — и один из дублей оказался роковым. К счастью, не бесповоротно.

«Упрямство и требовательность Рязанова, — вспоминал об этом случае Александр Гладков, — однажды едва не привели к непредвиденному драматическому осложнению. Голубкина по ходу действия должна была прыгать с антресолей высотой чуть ли не в два человеческих роста. Актриса послушно прыгала. Сняли несколько „дублей“. Я был на съемке, и мне казалось, что все идет отлично. Но Рязанов заставлял ее прыгать снова и снова, потому что в какой-то момент, который я не мог уловить, он замечал, что Голубкина перед прыжком непроизвольно подгибает колени, как этого не должна была делать Шура Азарова. Я наблюдал это с предчувствием, что сейчас что-то должно случиться. Так и оказалось. На шестом или седьмом прыжке Лариса упала. Съемка была прервана. Ее увели из павильона под руки. Сразу было не ясно, что это — перелом, вывих или растяжение, но для судьбы фильма ничего хорошего это не сулило. Нам повезло. Рентген и несколько дней лечения и отдыха вернули нашего молодого корнета в строй, но не скрою, что все эти дни я думал о Рязанове не слишком вежливо».

По признанию Ларисы Ивановны, травма, полученная в том злополучном дубле, давала о себе знать еще много лет. Тем не менее и этому фильму, и лично Эльдару Александровичу Голубкина была и остается безмерно благодарна, справедливо считая, что «Гусарская баллада» оказалась для нее истинным «звездным билетом».

Успех Шурочки Азаровой у советской молодежи был ошеломительный, однако несколько двусмысленный. В последние годы актриса не раз припоминала, что после «Гусарской баллады» ее осаждали не столько поклонники, сколько поклонницы — как правило, эдакие пацанки со стрижкой «под мальчика» а-ля корнет Азаров. Пожалуй, допустимо сказать, что Лариса Голубкина против своей воли и вопреки собственным совершенно традиционным сексуальным склонностям стала первой лесби-иконой в Советском Союзе.

Юрию Яковлеву ничего подобного, конечно, не грозило — его персонаж был воплощением маскулинности, даже слегка гипертрофированной. Недаром поручик Ржевский вскоре стал героем самой, безусловно, фривольной серии анекдотов. Именно благодаря этим анекдотам огромное количество людей и в советское, и в постсоветское время были уверены, что Ржевский — герой из «Войны и мира» Толстого. Все оттого, что наиболее частым женским персонажем тех анекдотов как раз выступала толстовская героиня. «Краеведы сказывают, — пишет Денис Горелов, — что до 1962 года в похабных анекдотах орудовал безымянный гусар с Наташей Ростовой. К славному юбилею великих битв народный герой обрел имя и чин. „Поручик Ржевский! Это он!“ — вскричала Шурочка, разом перевернув не то что страницу, а целую главу национального фольклора».

Удивительно, что после фильма не появилось анекдотов о Кутузове, ведь уже сам исполнитель данной роли — Игорь Ильинский — очень к тому располагал. Дело, вероятно, в том, что именно в этом фильме Игорь Владимирович изобразил великого полководца максимально реалистически.

Ильинский, однако же, далеко не сразу согласился на очередное предложение Рязанова. Наверняка в его душе оставило след фиаско с «Человеком ниоткуда», хотя интеллигентный актер не стал напоминать об этом режиссеру. В качестве главной причины отказа Ильинский вновь сослался на собственный возраст. Но если, не соглашаясь играть снежного человека, Игорь Владимирович напирал на то, что слишком стар для такой роли, то в данном случае высказался в том духе, что еще довольно молод для воплощения образа престарелого главнокомандующего. Это была весьма неловкая отговорка — в 1812 году Кутузову, несмотря на некоторую дряхлость, было только 66 лет; самому Ильинскому, несмотря на прекрасную форму, в 1962-м был уже 61 год. Невелика, прямо скажем, разница.

Приведя этот сомнительный довод против своего участия в «Балладе», Ильинский высказал Рязанову и более резонное соображение:

— К тому же роль маленькая. Эпизод фактически. А ведь я в кино почти всегда играл главные роли.

Тем не менее Рязанов не отступал. В настойчивости и умении уговаривать ему, кажется, не было равных среди советских кинорежиссеров. Под натиском красноречивого Рязанова Ильинский скрепя сердце дал свое согласие, но это было еще, так сказать, полпобеды. Студийное начальство вновь отнеслось к рязановскому кастинговому решению с превеликим скепсисом. Однако в данном случае режиссер твердо решил не сдаваться. Именно здесь впервые ярко проявилась та его стратегия, которую он, возможно, позаимствовал у положительных молодых героев собственной «Карнавальной ночи»: в одной из первых ее сцен, когда таланты из Дома культуры понимают, что за фрукт оказался Огурцов, Леночка Крылова заговорщически восклицает: «Будем во всем с ним соглашаться, говорить, что все это великолепно, замечательно, а все делать по-своему!» С Огурцовым это сработало — не раз срабатывало и с рязановскими начальниками.

В начале весны 1962 года съемки фильма проходили с максимальной поспешностью. Спешить приходилось не столько для того, чтобы уложиться к годовщине Бородинской битвы (до 7 сентября времени