Шрифт:
Закладка:
— В смысле?
— Прошлой зимой она приходила ко мне, предлагала услуги переводчика и намекала на нечто больше.
— Что в этом такого? Она переводит с шести европейских языков.
— Знаю, но она намекала на готовность к другого рода услугам.
— Вы что-то путаете, она приличная женщина.
— Я ничего не путаю, — Френсис открыл лежавшую на столе коробку, достал оттуда какую-то бумажку и положил перед Локкартом на стол, — вот, пожалуйста, дама готовая к услугам, телефон, адрес. Вам не достаточно? К тому же она слишком рьяно ругает большевиков, это подозрительно. Вам не приходит в голову, что её используют, сначала против меня, теперь против Вас?
— Как Вы смеете?! — Локкарт конечно узнал на бумаге Мурин почерк, — немедленно отдайте это.
Он схватил визитную карточку, Френсис, не отдавая, прижал её пальцем к столу. Локкарт с силой рванул. У американца в руках остался только клочок бумаги в форме подушечки указательного перста.
Локкарт скомкал бумажку, сунул в карман.
— В чем дело? — услышав шум, в кабинет вбежали Армор и Джонсон.
— Он взял со стола важный документ и спрятал в карман, — с обидой в голосе сказал Френсис.
Оба секретаря были в хорошей спортивной форме, без труда скрутили Локкарта и изъяли из кармана пиджака мятую бумажку.
— Давайте сюда, — Френсис взял листок, разгладил его ладонью, положил в коробку, — и проводите господина Локкарта.
Английский представитель с секретарями спустились на первый этаж к гостям как ни в чем не бывало. Там, уставшая от танцев публика слушала концерт мадемуазель Мизенер, исполнявшей своим великолепным сопрано русские романсы. Она тоже была приглашена на fve-o-clock tea, но по какой-то причине задержалась и опоздала к танцам.
Локкарт подошел к Муре и мрачно сказал:
— Пойдем, все дела сделаны.
Она, ни слова не говоря, встала и пошла к выходу.
— Вы нас покидаете, — заволновался Вианна Кельш.
— Дела, знаете ли, — ответил ему Локкарт.
Они вышли из посольства.
— У тебя был неприятный разговор?
— Не надо было вообще ехать. Этот старый дурак, не способный разобраться в русской политике, имеет наглость меня поучать. Это невозможно выносить. Завтра же мы уезжаем назад в Москву.
— Я все понимаю.
— Ты ранее была с ним знакома, говори честно, ничего не тая?
— Да, зимой. Когда я искала работу, я приходила в посольство.
— О чем вы говорили?
— Ни о чем таком, о работе… ты что, в чем-то меня подозреваешь?
— Нет, но этот Френсис… он говорит черт знает что!
— Ты веришь ему?
— С какой стати?
— Вот и отлично, не будем больше об этом. Куда мы пойдем ночевать?
— Можно в наше консульство, но я не хочу.
— Может быть, в гостиницу? Я видела недалеко отсюда великолепный четырехэтажный отель с красивым названием «Золотой Якорь». Только, наверное, там нет мест.
— Это не беда, — сказал Локкарт, — места найдутся.
Они пошли в гостиницу, он показал мандат за подписью Троцкого, в котором всем советским организациям предписывалось оказывать всяческое содействие членам Английской миссии. Первым номером в списке шел Локкарт.
В гостинице сразу же нашелся свободный номер. Они поднялись на этаж, заперлись и долго признавались друг другу в любви. Уснули только под утро.
Дежурный разбудил важного постояльца вовремя. Они успели к московскому поезду. Мандат Троцкого обеспечил комфортабельное купе, и Локкарт с Мурой с чувством облегчения покинули Вологду.
Вице-консула Генри Бо неофициальный представитель Великобритании так и не увидел. Рейли был в Петрограде, и в его отсутствие тратить время на общение с малозначительными персонами Локарту не хотелось. В Вологду ни он, ни Мура больше никогда не вернутся.
Спустя время в своих мемуарах Локкарт, пылая праведным гневом против американского посла, постарался представить того в самом неказистом виде. В ход пошли придуманные истории о невежестве американца. Особое мнение автор мемуаров уделил пассажу про картошку, извлеченному из записной книжки 1918 г.
Потом этот малопочтительный каламбур будет активно использоваться поколениями историков, в качестве характеристики Френсиса, как весьма недалекого и малограмотного господина.
Американский посол на выпады британского нахала к тому времени ответить уже не мог. Тем не менее, в анналах, связанных с личностью посла Френсиса остался предмет большой исторической важности как напоминание о провальном для Локкарта визите в Вологду. Это та самая визитная карточка Муры с оторванным в ходе ссоры клочком бумаги, по контуру повторявшим ногтевую фалангу указательного пальца.
Френсис увез её в Америку и поместил в личном фонде. Архивисты из Сент-Луиса не поняли, для чего нужен этот странный артефакт, но сохранили его для будущих исследователей.
1 июня Локкарт написал министру иностранных дел Великобритании лорду Бальфуру: «Я чувствую, что моя работа здесь заканчивается. Многое еще должно быть сделано, чтобы усыпить подозрения большевиков. С Вашего согласия я предполагаю, — то ли спрашивал, то ли ставил в известность начальника Локкарт, — досмотреть спектакль до конца. Уверен, что союзники начнут действовать с минимальной отсрочкой по времени».
Друзья в Лондоне конфиденциально написали ему, что принято решение о новом уже официальном представителе Великобритании в России. Этот пост был снова предложен Линдлею. Он уже дал согласие и выехал по назначению.
«Даже не сообщили», — удрученно подумал Локкарт. Ему стало ясно, что в Лондоне произошла очередная «смена вех» и теперь отставка уже грозит ему самому.
Лето пришло Вологду неожиданно быстро. Кажется, еще вчера на деревьях была едва заметная зеленая кисея, а сегодня уже — полный лист. На улицах города клубится пыль, в палисадниках у домов зудят комары.
Лето 1918 года было особенным. Никогда еще Вологда не принимала столько иностранцев, никогда в провинциальном захолустье не было столько знатных особ.
Великие князья Романовы продолжали отбывать здесь ссылку, давая местным жителем поводы для бесчисленных пересудов про «царева дядю». Великий князь Георгий Михайлович сетовал в письмах дочери на плохой вологодский климат:
«Почти каждый день идет дождь, а если дождя нет, то дует очень сильный ветер, и я в отчаянии жить в таком ужасном климате». «Сегодня, наконец, тепло и на солнце почти жарко; слава Богу, хоть немножко можно погреться, а то было все время холодно, и здесь вообще очень ветрено».
Сюда к знакомым приехали из Москвы и Петрограда представители известных аристократических фамилий, намереваясь пересидеть здесь голодные и трудные времена.