Шрифт:
Закладка:
– Эм-м-м… нет, – папа покачал головой. – Мне так не кажется.
Я почесал щёку. Мама и папа переглянулись и пожали плечами.
– Кажется, мы и сами уже не помним. Прости, Митчелл, – сказала мама.
– Вы не помните, откуда у вас взялась эта вещь? – Я откинулся на спинку стула и скрестил руки.
Я не верил своим ушам.
Все это время я терпел эту штуку, потому что считал эту куклу какой-то особенной. Я бы не был против мириться с ней, если бы мама сказала мне, что моя прапрабабушка привезла эту куклу на корабле в Америку квадриллион лет назад или что один из моих прадедов собственноручно расписал её в какой-нибудь деревенской мастерской.
Но нет.
Эта кукла была лишь дурацкой куклой – одной из тех вещей, которые оказываются на каминной полке, потому что их больше некуда пристроить. И родители даже не могли вспомнить, откуда она взялась.
У нас не было никакой причины и дальше хранить эту куклу.
Даже один день.
– О-о-о. – Глаза мамы вдруг заблестели, и она понизила голос. – А что, если бы кукла сейчас вошла сюда… сама по себе. – Она скорчила жуткое лицо и замахала руками перед собой.
– Она не войдёт, – отрезал я.
После ужина я сразу же пошёл в гостиную.
Я заглянул на кухню. Родители болтали и мыли посуду.
Я подошёл к камину.
Я решил, что больше всего в этой кукле мне не нравились её глаза. Они были зелёные, маленькие и слишком реалистичные. Нарисованные посреди её яично-белого лица, они придавали ей фальшивое, чересчур невинное выражение.
Я никогда раньше не прикасался к этой кукле. Ни разу. Но пришло время избавиться от неё, поэтому я встряхнул пальцами, снова взглянул в сторону кухни и схватил её за бок.
Она была лёгкой. Пустой, как я догадался.
Мой план был в том, чтобы пойти в гараж и спрятать её в какой-нибудь коробке или, может быть, даже бросить в мусорку.
Я сделал два шага, но тут же остановился.
«Подумай, – сказал я себе. – Рассуждай логически».
Мама или папа заметят, если кукла исчезнет. Тем более, мы только что говорили о ней. Они будут меня о ней расспрашивать, и мама, закоренелая любительница всего ужасного и жуткого, заставит меня откопать её обратно и вернуть на место.
Если я хочу избавиться от куклы – наверняка избавиться от куклы – мне нужно более надёжное решение.
Мне в голову закралась идея.
Я медленно перевернул куклу вверх ногами. Пол в нашей гостиной был сделан из твёрдых дубовых досок. Я посмотрел на них и шаркнул ногой.
«Может, не стоит, – подумал я. – Может, лучше посадить куклу обратно на каминную полку и уйти».
Я заглянул кукле в глаза. Холодная дрожь, которую я чувствовал тысячу раз прежде, охватила меня. Я напомнил себе, что эта кукла не была какой-то особенной.
Я вытянул её вперёд.
А затем я просто позволил ей выскользнуть из моих пальцев.
Она упала головой вниз. Я смотрел, как она падает и падает и…
Бабах!
Как Большой взрыв.
Она ударилась лицом о дубовый пол, и я знаю, что это прозвучит ужасно, но я не слышал ничего приятнее, чем звук головы этой куклы, разбивающейся на десятки осколков. По полу разлетелись куски фарфора. Фрагмент её щеки пролетел мимо окна, кусок её лба прокрутился в воздухе возле дивана, а один из слишком реалистичных глаз покатился под кресло.
«Проблема решена», – обрадовался я.
Тут же у меня за спиной появилась мама.
– Митчелл, – воскликнула она, глядя на осколки на полу. – Что ты наделал?
– Она… она выскользнула, – пробормотал я.
В этом не должно было быть ничего страшного. Я к тому, что родители даже не могли вспомнить, откуда у них вообще появилась эта кукла.
Но, как я уже сказал, мама любит всё жуткое.
Она посмотрела на обезглавленное тело куклы и осколки, рассыпанные по полу.
– О, бедняжка, – сказала она.
Она взяла метлу и совок и начала подметать.
– Ты должен быть осторожнее, Митчелл, – подключился папа, входя в комнату. Он встал на колени у совка и начал вытаскивать из него осколки и складывать их в прозрачный пакетик, такой, с застёжкой. Я не мог поверить своим глазам.
Они хотели сберечь осколки!
Они собирались склеить куклу.
По полу гостиной были разбросаны десятки осколков, некоторые из них были не больше обрезка ногтя.
И эта кукла была всего лишь дурацкой куклой!
– Осмотрись, Митчелл, – скомандовала мама. – Опустись на пол и проверь, что мы собрали все осколки.
Я начал было говорить маме, что собрать куклу будет невозможно, всё равно что отменить действие взрыва, но она потянулась к обезглавленному телу куклы и состроила жалостливое выражение.
Я опустился на пол. Я нашёл два осколка у одной стены, достаточно, чтобы мама была довольна, и бросил их в пакетик. А потом я перестал искать, потому что не видел в этом смысла.
Кукла была уничтожена. Безвозвратно.
Наконец мама застегнула пакетик, прижала к груди обезглавленную куклу и унесла всё это.
И я скажу вам честно: я не чувствовал себя виноватым. Ничуть.
Я поступил совершенно логично. Я хотел, чтобы кукла исчезла. Я хотел, чтобы холодная дрожь прекратилась.
Поэтому я её уронил.
Всё было просто.
Я был рад, что она исчезла навсегда, и я был в этом уверен.
Потому что, конечно, мама могла попытаться собрать её, но ей бы это точно не удалось. Кукла была разбита вдребезги. На много маленьких осколков. Потребовалось бы много часов, чтобы восстановить её.
Поэтому она наконец – наконец-то! – исчезла из моей жизни.
* * *
Той ночью я услышал шарканье, словно крошечные ножки волочились по полу моей спальни. Я сказал себе, что это обычные ночные звуки, перевернулся на другой бок и натянул одеяло до подбородка.
Позже, когда солнце осветило мою комнату и я открыл глаза, угадайте, кто сидел по другую сторону моей подушки, меньше чем в двадцати сантиметрах от моей головы?
Она.
Она сидела там, без головы, только голубое платье с оборками и зазубренная фарфоровая шея. На коленях у неё лежал пакетик, тот самый, с осколками.
Я сел в кровати, сердце у меня бешено колотилось.
Я закричал хриплым спросонья голосом.
В этот момент мама ворвалась в мою комнату.
– Митчелл, – воскликнула она. – Что случилось?
Что-то щёлкнуло у меня в мозгу.
«Мама, – понял я. –
