Шрифт:
Закладка:
Наконец, в конце недели, я подняла руку и показала свой автопортрет мисс Беккет.
– Думаю, я закончила, – заявила я.
Стоя у моей парты, она переводила взгляд с рисунка на меня.
– Это замечательно, – сказала она. – Такое точное сходство. – Она прищурилась. – Не хватает только одной детали.
Она подёргала себя за уши.
«Мои серёжки», – зазвенело у меня в голове. Каким-то образом я их забыла.
Я кивнула. Мне показалось, что искра пробежала от моих ушей к пальцам. Я схватила карандаш. В тех самых местах, где они должны были быть, я дорисовала три серьги – финальные детали.
– Другое дело, – произнесла мисс Беккет, заглядывая мне через плечо. – Вот это Сапфира, будущий художник.
Я не смогла сдержать улыбку.
Мисс Беккет назвала меня Сапфирой.
Мне удалось. Я больше не Эмма Дэвис.
Там, на листе, была новая я. Мои блестящие ногти. Мои высокие ботинки. Мои три серёжки.
Я была единственной в своём роде.
Когда прозвенел звонок, я отнесла свой автопортрет в шкафчик.
Я вспомнила о разбегающихся пауках и порхающем мотыльке. Мысль, которая всё поднималась, поднималась и поднималась, словно дым из вулкана, снова всплыла в моей голове.
Но я задвинула её. Как обычно. Я открыла шкафчик. Я взяла свой автопортрет и положила его на верхнюю полку.
«Не закрывай дверцу, – прозвучал мой внутренний голос. – Возьми свой рисунок и разорви его. Порви его в клочья».
Я встряхнула головой. Этот автопортрет – лучшее, что я когда-либо рисовала. Я точно передала все детали.
Я запечатлела свою… сущность.
Я захлопнула дверцу.
* * *
Возвращаясь к своему шкафчику в конце дня, я замедлила шаг.
Стоя у шкафчика, я ничего не почувствовала.
Ни шевеления перебирающих лапками пауков. Не трепета порхающего мотылька.
Я чувствовала только себя.
Поэтому я потянулась к замку и ввела комбинацию. 13–31–13.
Когда я открыла дверцу, я вытаращила глаза и закрыла рот ладонью.
Там была она. Стояла в моём шкафчике с закрытыми глазами. У неё были блестящие ногти, высокие ботинки и тёмная толстовка с капюшоном.
– Что за… – пробормотала я.
Я хотела захлопнуть дверцу, но она открыла глаза. Она как будто проснулась в первый раз. Она улыбнулась и повернула голову из стороны в сторону.
«Двойник», – подумала я.
Но нет. Этот кто-то в моём шкафчике не был двойником. Она была чем-то иным.
Клоном.
Клоном средней школы.
Она посмотрела на меня. Она вышла из шкафчика. Она потянулась и потеребила свои серёжки. У неё их было три – две в левом ухе и одна в правом.
«Две в своём роде», – подумала я.
А потом она заговорила.
– Я Эмма, – сказала она. (У меня по ногам проползли мурашки.) – Но ты можешь звать меня Сапфирой.
Откуда взялась эта кукла?
Да, я разбил куклу намеренно.
И я до сих пор считаю, что это был логичный поступок.
Всю мою жизнь – все двенадцать лет – эта кукла стояла на каминной полке у нас в гостиной. Нарядная кукла. В расфуфыренном голубом платье. Вы наверняка таких видели. У неё была большая керамическая голова, нарисованные глаза, нарисованные уши и даже нарисованные волосы.
Проблема была в том, что каждый раз, когда я входил в гостиную, мне казалось, что эта кукла смотрит на меня. Не важно, где я был – на диване, у двери, у окна.
Как будто кукольные глаза следили за мной, глядя сверху вниз.
Всегда.
Когда я был помладше, я даже старался не ходить в гостиную из-за этой… штуки.
Я знаю, это кажется глупым, но бывало я читал книжку на диване в гостиной, и у меня вдруг возникало ощущение, будто что-то наблюдает за мной. Или я перешагивал через порог входной двери в конце учебного дня, и меня внезапно охватывала дрожь – шею, руки, всё тело. Или, бывало, я завязывал шнурки, собираясь пойти к другу поиграть в баскетбол, и в этот момент моя кожа покрывалась мурашками.
Я пытался игнорировать куклу. Я напоминал себе, что верю в здравый смысл и доказательства. В конце концов, я был вице-президентом Лабораторных крыс – научного кружка в моей средней школе. Несмотря на постоянную дрожь и мурашки, я знал, что за мной никак не могла следить какая-то дурацкая кукла.
Но почему-то её вид на каминной полке всегда заставлял меня остановиться и выпрямить спину.
Я не мог этого объяснить.
Затем однажды, около двух месяцев назад, я пришёл домой после внеклассного собрания Лабораторных крыс и бросил свой рюкзак прямо у порога. Ещё прежде, чем я поднял глаза, меня поразила знакомая дрожь. Я ощущал её в шее, в руках, по всему телу.
«Это она», – подумал я. Я взглянул на каминную полку. И конечно, нарисованные глаза куклы, казалось, сверлили меня.
Я сделал два неуверенных шага в гостиную.
«Откуда у нас вообще эта дурацкая кукла?»
И я понял, что не знаю. Я потёр затылок и задумался.
Каким бы ни был ответ, я был уверен, что это как-то связано с мамой. Она любит всё жутковатое. Необъяснимое наукой. Например, монстров, фильмы ужасов и жуткие розыгрыши. Это должно объяснять, как эта кукла вообще оказалась на нашей каминной полке.
Но двенадцать лет – это долгий срок, чтобы хранить что-либо на полке. У этой куклы должна быть какая-то история. Откуда она взялась? Что в ней такого важного, что мама хранит её так долго?
Чем она такая особенная?
В тот вечер за ужином я гонял по тарелке остатки горошка и моркови и поинтересовался у родителей.
– А откуда у нас… эта? – спросил я, кивнув головой в сторону гостиной.
Папа оглянулся через плечо.
– А, ты про куклу?
Я кивнул.
– Она великолепна, правда? – сказала мама с улыбкой. – Супержуткая.
Я отложил вилку.
– Я серьёзно, – не унимался я. – Откуда она взялась?
Папа зачерпнул полную вилку картофельного пюре.
– Мне кажется, это подарок от твоей двоюродной бабушки Мелинды, – сказал он. – Она гостила у нас несколько дней после твоего рождения. Когда она уехала, появилась эта кукла. Я всегда думал, что Мелинда оставила её в качестве подарка.
– В качестве подарка? – не поверил я.
Голова куклы, казалось, слегка склонилась к нам, как будто она подслушивала.
– Ага, – продолжил папа. – Как подарок твоей маме, потому что она так любит… ну, ты знаешь… такие вещи.
Папа имел в виду всё жуткое.
Мама оторвала взгляд от тарелки.
– Подожди, – сказала
