– Это вы зря. Да, сейчас многие недооценивают роль палаты общин и ее деятельность. Однако я не советовал бы вам присоединяться к тем недалеким людям, которые так считают. Если вы будете посвящать больше времени усилиям, направленным на совершенствование политического истеблишмента, это окупится сторицей.

– Спасибо за совет. Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, чем тогда, когда мы с вами виделись в последний раз?

В глазах Лессингема сверкнул неприятный огонек, но тут же погас. Больше он ничем не обнаружил ни понимания того, на что именно я намекаю, ни удивления или возмущения.

– Благодарю вас. Со мной все в полном порядке.

Марджори, однако, уловила в моих словах что-то необычное – как и то, что это имеет некий неприятный смысл.

– Пойдемте, – обратилась она к Лессингему. – Это мистеру Атертону сегодня вечером что-то нездоровится.

Мисс Линдон взяла Лессингема под руку, но тут вдруг к нам подошел ее отец. Старик Линдон посмотрел на Марджори и на ее руку, лежащую на предплечье Лессингема, с таким видом, словно не мог поверить в то, что перед ним его дочь.

– Я полагал, что ты в гостях у герцогини, – изумленно произнес он.

– Да, я там побывала, папа. А теперь я здесь.

– Здесь! – повторил Линдон, и лицо его начало краснеть от гнева. – Ч-что ты имеешь в виду, когда говоришь, что находишься здесь? – Заикание говорило о том, что отец Марджори просто в ярости. – А г-г-где карета?

– Там, где и должна быть – дожидается меня на улице, если только лошади не распряглись и не убежали.

– Я… я… я сейчас отведу тебя туда. И я н-н-не одобряю того, что ты находишься в таком месте.

– Спасибо, папа, но меня проводит до кареты мистер Лессингем. А мы с тобой увидимся позже. До свидания.

И Марджори направилась к выходу с таким хладнокровием, что я невольно подивился – ничего подобного я от нее не ожидал. Что поделаешь, в наш век женщины ведут себя все более свободно. Молодые девушки вертят даже своими матерями как хотят, не говоря уже об отцах. То, как Марджори зашагала прочь, держа под руку Апостола, было ярким примером такого поведения.

До Линдона, казалось, не сразу дошло, что его дочь и Лессингем ушли. Даже после того, как они затерялись в толпе, он еще долго смотрел им вслед, и лицо его все сильнее наливалось кровью. В конце концов вены так страшно набухли, что я испугался, как бы его не хватил апоплексический удар. Наконец он тяжело вздохнул и обернулся ко мне.

– Вот чертов негодяй! – пробормотал он. Я решил, что он имеет в виду Лессингема, и его следующие слова подтвердили это мое предположение. – Я только сегодня утром запретил ей с ним общаться, и вот т-теперь он взял и у-увел ее! Авантюрист п-п-проклятый! Вот он кто – авантюрист. И я скоро скажу ему это в лицо!

Резким движением сунув руки в карманы и пыхтя, словно пускающий фонтаны кит, старик Линдон зашагал прочь – и очень кстати, потому что последнюю часть своего монолога он произнес довольно громко. Многие, услышав его слова, явно заинтересовались происходящим.

Не успел отец Марджори отойти от меня, как рядом возник Вудвилл – как всегда, ужасно расстроенный.

– Она уехала с Лессингемом. Вы ее видели?

– Разумеется. Когда мужчина произносит такую речь, с которой выступил Лессингем, с ним готова уехать любая девушка, причем с гордостью – тут удивляться нечему. Когда у вас будут такие способности, какими наделен он, и вы будете использовать их для достижения столь же высоких целей, она уедет с вами – но никак не раньше.

Перси принялся в очередной раз протирать свой монокль.

– Знаете, мне сейчас очень горько. Узнав, что она находится в зале, я хотел тоже выступить, уверяю вас. Вот только я не знал, о чем говорить. Да и не мог я выступить – как это сделать, если вас запихнули на галерею?

– В самом деле, это никак невозможно. Нельзя же вскочить на перила и произносить речь оттуда – если только кто-то из приятелей не будет вас поддерживать сзади.

– Я знаю, что в один прекрасный день выступлю – рано или поздно. Да только ее в этот момент, скорее всего, в зале не окажется.

– Для вас же лучше, чтобы ее там не было.

– Вы так считаете? Может, вы и правы. Я ведь могу опозориться, и если это произойдет при ней, это будет просто ужасно! Ей-богу, мне тут как-то стало ужасно жалко, что я не умный.

Перси почесал нос краем монокля – он выглядел на редкость смешным в своем безутешном горе.

– Ничего, Перси, скоро ваша черная полоса закончится! – попытался я успокоить своего собеседника. – Приободритесь, мой дорогой! Заседание окончено, вы свободны – давайте будем импровизировать.

И мы в самом деле стали импровизировать.

Глава 16. Магический газ Атертона

Я повез его ужинать в «Геликон». Пока мы ехали в кебе, Вудвилл без конца пытался рассказать мне историю о том, как он делал предложение Марджори, но к тому моменту, когда мы добрались до клуба, не успел поведать и половину. В зале, как всегда, была уйма народа, но нам удалось найти маленький свободный столик в углу. В итоге пока мы ждали, когда нам принесут заказ, мне пришлось дослушивать повествование Перси. Было шумно – многие посетители не просто разговаривали, а практически кричали, причем, как это обычно бывает, все одновременно. Кроме того, в помещении играл инструментальный ансамбль, а в «Геликоне» делать это тихо просто не принято. Перси в силу деликатности темы разговора кричать не мог, но все же был вынужден говорить достаточно громко – и с каждой минутой напрягал голос все больше. Чудной он все-таки тип.

– Не знаю, сколько раз я пытался с ней объясниться – снова и снова, – вещал он.

– Да что вы говорите!

– Ну да, именно так. Я делал это всякий раз, когда мы с ней встречались, но мне никак не удавалось перейти к главному – вы понимаете, о чем я.

– То есть как это?

– А вот так. Как только я говорил: «Мисс Линдон, мне хотелось бы предложить вам в качестве дара свою любовь»…

– Вы что же, всегда пытались объясниться с ней одними и теми же словами?

– Ну нет, не всегда. Иногда так, иногда иначе. Собственно, у меня была приготовлена небольшая речь, которую я выучил наизусть, но у меня никогда не получалось произнести ее всю целиком, так что я в конце концов решил, что буду стараться воспроизвести ее хотя бы частично – как получится. Ну, то есть сказать хоть что-нибудь.

– И что же вам обычно удавалось сказать?

– Да, в общем, ничего. Говорю же, я так ни разу и не дошел до главного. Всякий раз, едва я собирался высказаться, меня прерывали каким-нибудь вопросом. Например, про то, какие я предпочитаю рукава, широкие или узкие, или какие мне больше нравятся головные уборы – цилиндры или котелки. Или еще про какую-нибудь ерунду.

– Вы серьезно?

– Ну да. Конечно, мне приходилось отвечать, и к тому времени, когда я удовлетворял любопытство Марджори, шанс объясниться оказывался потерянным. – Перси снова принялся полировать свой монокль. – Я предпринял столько попыток, а Марджори столько раз их останавливала в самом начале, что не могу не заподозрить, что она догадывалась о моих намерениях.

– Думаете, она знала, что вы собираетесь признаться ей в любви и предложить руку и сердце?

– Полагаю, что да. Однажды я увязался с ней до Пиккадилли и уговорил зайти в перчаточный магазин в торговой галерее «Бёрлингтон». Я собирался объясниться с ней прямо там. Накануне я не спал всю ночь, все мечтал о ней, и был уже близок к отчаянию.

– Ну? И вы сделали ей предложение?

– Как бы не так. Вместо этого девушка за прилавком заставила меня купить дюжину пар перчаток. Когда их доставили ко мне домой, оказалось, что все они велики мне на три размера. Кажется, Марджори решила, что я пытался приударить за продавщицей, – она ушла, оставив меня в магазине. После этого девушка за прилавком начала предлагать все подряд – мне едва удалось от нее отвязаться. Мне кажется, она положила на меня глаз. Только, по-моему, он у нее был стеклянный.

– Вы о ком? О мисс Линдон или о продавщице перчаток?

– О продавщице перчаток. Только представьте, она прислала мне на дом целую тележку зеленых галстуков под предлогом, будто я их заказал. Никогда не забуду тот день. В галерее «Бёрлингтон» я с тех пор не был