Шрифт:
Закладка:
Набрал Ауджелло на мобильный.
— Ты где?
— В машине. Еду к Валерии.
— Ты знал, что Томмазео арестовал Ди Марту?
— Да. Слышал в восьмичасовых новостях.
— Хотел тебе сказать, что в половине десятого выйдет мое интервью на «Свободном канале». Понаблюдай за реакцией Валерии.
— Легко. У нее телик постоянно включен.
Он вскочил в машину и помчался в Маринеллу.
Когда открывал дверь, слышал, как звонит телефон.
Успел поднять трубку вовремя.
— Алло! — произнес, отдуваясь.
— Привет, комиссар. На пробежке был?
Звон колоколов, птичьи трели, гитарный перебор, взрывы хлопушек.
В общем, его оглушило той мешаниной.
— Да. Я только приехал. Хочу… хочу, чтобы ты сейчас же дала мне все.
Мариан хихикнула.
— С удовольствием, вот только как?
— Нет, извини, ты не поняла, я хотел сказать, дай мне все свои номера телефонов.
— А у тебя разве нет?
— Нет, и я каждый раз забывал…
— Хорошо. Дам тебе номер мобильного и домашний моих родителей.
Записал на листке.
— Почему ты вчера не позвонила?
— Потом расскажу. Это была глупая затея, и вышло все неправильно.
— Можешь выражаться яснее?
— Сейчас мне надо идти. Можно перезвонить тебе около полуночи?
— Конечно.
— Тогда до скорого, комиссар.
Аппетит у него разыгрался как у волка из сибирских степей.
Завывая про себя, он бросился на поиски добычи — того, что наготовила Аделина. Так дернул за ручку холодильника, чуть с мясом не оторвал.
Можно было возликовать и пропеть благодарственные гимны. На полках сияли, подобно двум солнцам Ван Гога, две миски с едой: рис с артишоками и горошком на первое, тунец в томатном соусе — на второе.
Пока грелся ужин, открыл дверь на веранду. С удивлением заметил, что зарядил мелкий ситничек — невидимая морось, «ассуппавидрано», но холодно не было. Можно ужинать на веранде. Запах моря в дождь ощущался резче. Он вдохнул полной грудью.
Вкусно пах и мокрый песок.
Чуть слышная дробь капелек дождя по крыше веранды — словно далекая музыка, которая…
Да что это с ним?
С чего это он полюбил дождь, который раньше всегда повергал его в мрачное настроение?
Это неизбежные возрастные изменения сделали его таким чувствительным?
Или, что гораздо более вероятно, сказывается «эффект Мариан»?
Он решил не слушать свое интервью по телевизору.
Накрыл на стол, дождался, пока рис как следует разогреется, и вынес миску на веранду.
С аппетитом съел все до последней рисинки и до последней горошинки.
Потом перешел к тунцу, оказав ему те же почести.
Убрал со стола, взял сигареты и пепельницу и снова уселся на веранде.
Решил обойтись без виски, чтобы сохранить ясность мыслей.
Достал из кармана листок с записью телефонных разговоров и стал изучать.
14
Первое, что бросалось в глаза с очевидностью черного пятна на белом листе: ни Валерия, ни Лоредана ни словом не обмолвились про убийство Кармело Савастано.
А ведь не так уж много времени прошло с тех пор, как объявили о том, что труп опознан.
Возможно, они уже обсудили это в разговоре, состоявшемся до начала прослушивания, но выглядело все так, будто девушки избегали упоминать об этом серьезном деле, словно сговорившись молчать о нем.
Что было весьма странно.
Савастано не только долгое время помыкал Лореданой, пребывая в качестве ее жениха, но и устроил (пока не будет доказано обратное) ее ограбление с изнасилованием.
Сам факт, что она теперь в больнице, в некотором смысле был следствием ее близкого знакомства с убитым.
Возможно ли, чтобы из уст девушки не вылетело ни единого словечка о нем — ни проклятий, ни сочувствия? Конец Савастано был ужасен, и у нее должно было вырваться хотя бы «бедняга!» или «он это заслужил!».
Но нет, ничего такого.
А почему Валерия, которая так старалась предстать перед Мими в роли суровой обвинительницы Ди Марты, никак не прокомментировала тот факт, что мужа Лореданы вызывали в комиссариат? Разве она не должна была от души пожелать, чтобы из комиссариата его отправили прямиком в кутузку?
Слишком много умолчаний, слишком.
Потом еще одна, совершенно непонятная вещь.
Эти вопросы Лореданы, ее желание узнать, все ли хорошо, ее нетерпение из-за сидения в больнице без возможности…
Без возможности сделать что?
И ответ Валерии, успокоившей подругу словами, что она еще успеет наверстать упущенное, — он что означает?
Наверстать в чем?
В общем, выходило, что Валерия — единственный посредник между подругой и чем-то, чего Лоредане отчаянно не хватало.
А второй разговор, наверно, лучше вообще не трогать. Он в нем ничего понять не может.
Но тон голоса Валерии, когда она сняла трубку, навел его на кое-какие мысли.
Ее спонтанная реакция была чем-то средним между удивлением и испугом. Вернее, в ее реакции слышалась смесь удивления и испуга.
Она сказала: «Ты с ума сошел», потом запнулась, не закончив фразу, наверняка собиралась сказать: «звонить».
— Ты с ума сошел звонить.
Значит, между тем типом и Валерией был уговор неизвестно с каких пор.
Мужчина должен был на некоторое время воздержаться от звонков. А он не выдержал.
Но ведь Валерия во время звонка была дома одна, как обычно, и никто не мог их подслушать, так почему же она не хотела с ним говорить?
Если б он был лишь любовником, вряд ли у нее возникли бы такие сложности.
Так что он был не любовником.
А тогда кем же?
И кого боялась Валерия? Кто не должен был услышать их разговор?
Муж в дальнем рейсе? Нет, конечно. Лоредана в больнице? Тоже нет.
А тогда кто?
Неужели Валерия догадалась, что телефон поставят на прослушку?
Раз так, это означает, что связь с тем типом представляла для нее угрозу.
Миссия Мими приобретала ключевую важность.
В половине двенадцатого зазвонил телефон. Это была Ливия.
— Ложусь спать. Хотела просто пожелать тебе доброй ночи.
Голос звучал так, будто она простужена.
— Ты здорова?
— Нет.
— У тебя температура?
— Не думаю, я не знаю, такого со мной раньше не бывало.
— А что ты чувствуешь?
— С утра, как проснулась, меня все время тянет поплакать.
Он удивился. У Ливии нечасто на глаза наворачивались слезы.
— И говорить тоже не хочется. Хочется только лечь спать. Сейчас приму снотворное. Прости.
— Это ты меня прости.
Из сердца вырвалось. Это он во всем виноват. Но Ливия неожиданно ответила:
— Тебе не за что извиняться. Ты тут ни при чем, наша нынешняя ситуация ни при чем.
— А тогда из-за чего?
— Я же тебе сказала. Не знаю, не понимаю. Чувствую будто
