«– Глупо… глупо! Смерть… ложь…»

Но и до этого мы давно не видели Пьера, с тех пор, как он одиноко сидел в доме умирающего отца, не понимая, что вокруг него происходит, и нимало не заботясь о своём будущем.

Будущее стало настоящим: Пьер – богач и граф Безухов, женатый на красивейшей женщине света. Но стал ли он от этого счастливым? Нет.

Права была княжна Марья, когда беспокоилась за Пьера: «Столь молодому быть отягощённым таким огромным состоянием, – через сколько искушений надо будет пройти ему!»

Пьер не выдержал первого же искушения – он женился на Элен, хотя разум удерживал его от этого, хотя он много раз повторял себе, что Элен глупа, что чувство, которое она возбуждает в нём, «гадкое… запрещённое».

Все любимые герои Толстого: Пьер, Наташа, князь Андрей, старик Болконский – все они совершают жестокие ошибки. Не ошибается Берг, не ошибается Борис, не ошибается Соня – и потому Толстой не любит её. А те, кого он любит, ошибаются – и Толстой беспощадно показывает их заблуждения.

Что касается Пьера, то он до сих пор совершал на наших глазах одни только нелепые, неразумные и непоправимые поступки: защищал революцию и Наполеона в гостиной Шерер; нарушил данное князю Андрею честное слово и поехал к Курагину, чтобы участвовать в буйных шалостях с медведем; зачем-то рекомендовал князю Андрею Бориса; поддался низменному чувству к Элен и женился на ней…

Вот, может быть, главное: увлёкшись Элен, Пьер почувствовал, что «между ним и ею не было уже никаких преград»; это же испытает Наташа, влюбившись в Анатоля; брат и сестра Курагины, красивые люди, умеют вызвать к себе слепую и тёмную страсть, но не любовь, потому что любовь – чувство прежде всего духовное.

Женившись на Элен, Пьер изменил самому себе – за это он горько расплатился.

Теперь он корчится от стыда, вспоминая три французских слова: je vous aime, которые решили его судьбу. Но ведь было счастье первых недель, даже месяцев брака, счастье сознания, что эта величавая красавица – его жена, и гордость за неё; ведь он гордился её неприступной красотой, своим домом, «в котором она принимала весь Петербург!» И было ощущение, что люди наконец поняли его, Пьера, – все любят его, всем он нужен, к его словам прислушиваются, всюду его зовут… Теперь он знает, что звали не его, а владетеля миллионов и графского титула; но тогда, несколько месяцев назад, так хотелось верить, что он сам, такой, каков есть, нужен людям…

Всё рухнуло сразу – в тот день, когда он понял, что в анонимном письме написана правда, и унылая кузина, княжна, намекала на правду; когда убедился в измене жены и друга – ведь считал же он Долохова другом.

За что же мы любим Пьера, несмотря на все его ошибки? Прежде всего за то, что он обвиняет в своих несчастьях не других, а с е б я, мучительно ищет с в о ю вину.

«Но в чём же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился на ней, не любя её, в том, что ты обманул и себя, и её… Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал это: „Je vous aime“, которое было ложь и ещё хуже, чем ложь? – говорил он сам себе…»

Элен нисколько не мучается. Она входит в его кабинет «в белом атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe огибали два раза её прелестную голову)», входит «спокойно и величественно». Дождавшись, когда выйдет камердинер, она устраивает Пьеру безобразную, грубую и лживую сцену.

«– Это ещё что? Что вы наделали, я вас спрашиваю? – сказала она строго.

– Я?.. что?.. я… – сказал Пьер.

– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль! Что вы хотели этим доказать? Что? Я вас спрашиваю».

Она и с к р е н н е возмущена: «К чему это приведёт? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы…» – это единственное, что её беспокоит. Она не понимает цинизма того, что говорит. Её мир прост и ясен: в нём всего только нет места чувствам. Поэтому я жестоко радуюсь, когда «Пьер вскочил с дивана и, шатаясь, бросился к ней.

– Я тебя убью! – закричал он и, схватив со стола мраморную доску с неизвестной ещё ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на неё».

Я наслаждаюсь тем, что Элен, величественно вошедшая в комнату с морщинкой гнева «на мраморном несколько выпуклом лбе», теперь «взвизгнула» и  в ы б е ж а л а из комнаты.

Через несколько дней Пьер так же выгонит князя Василия, явившегося примирять супругов, – и это опять будет радостно, потому что невозможно допустить, чтобы низкие люди, как хотят, вертели Пьером.

Но легче ли Пьеру от этих приступов бешенства? Нисколько не легче. Расставшись с женой, он едет в Петербург – и всё одни и те же вопросы, овладевшие им в ночь после дуэли, мучают его. «Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его». (Курсив Толстого. – Н. Д.)

Вот о чём думает Пьер: «Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить и что такое я?..» Никогда в жизни графиня Елена Васильевна не задаст себе ни одного из этих вопросов. Ей они не нужны – без них спокойнее. Да, конечно, она в своём непробиваемом спокойствии гораздо счастливее мучающегося Пьера. Но насколько полнее и богаче его жизнь со страданиями и срывами!

Это неправда, что человека воспитывают только родители, учителя, окружающие люди. То есть это правда, пока человек мал. Но едва он научится думать, как начинает воспитывать себя и сам. Борис Друбецкой сам сделал из себя карьериста, Долохов – жестокого циника, Николай Ростов – нерассуждающего рубаку, князь Андрей – человека дела. Вот и Пьер в муках рождает себя – человека, живущего не бесцельно.

4. Андрей Болконский и Пьер Безухов

Прошло полтора года с тех пор, как князь Андрей лежал под небом Аустерлица, и столько мыслей теснилось в его голове, и вдруг оказалось ненужным и мелким всё, что накануне было значительно и составляло смысл жизни. Прошло полтора