– А я себя здесь чужой чувствую, – посетовала Евдокия. – Жизнь в общине чужая мне и не понятная. Ночью, на радениях, все уверяли, будто тайна мне поведана, что всё знаю я и земное, и небесное. А я ровно ничего не знаю.

– Чего сейчас не знаешь, то со временем придёт, – возразила Мария. – Так ведь Андрон говорит, кажется? А ты бы не молчала на радениях, будто в рот воды набрав, а говорила бы всё, что взбредёт в голову.

– Ты смогла бы эдак, не сумлеваюсь, – вздохнула Евдокия. – А я вот не смогла. Меня пророчицей выставляли, а мой язык не поворачивался всяку всячину болтать тем, кто тебе верит.

– А я нарадоваться не могла, на тебя глядючи, – с завистью высказалась Мария. – Все тебе в ножки кланяются, горько плачут, слёзно просят, чтобы ты уста отверзла, наполнилась духом и прорекла общую судьбу кораблю нашему. Я видела себя на твоём месте, Евдоха, и трепетала вся.

– А я только и думала, чтобы всё закончилось побыстрей, – поморщилась Евдокия. – Уж очень покоя хотелось, и радения впрок не шли.

– Отчего же ты на соборе чуралась всех и всего? – сузила глаза Мария. – О чём ты думала? Не таись от меня, выскажись до конца.

– Не сейчас, в другой раз, – уклонилась от ответа Евдокия. – Слышу шум за дверью, видать, собираться пора.

В комнату заглянул Савва Ржанухин.

– Евдокия? Мария? – позвал он, глядя на притихших сестёр. – Старец велел передать, что в Зубчаниновку возвращаться пора. Черёд «собору» отведён. Пора пришла всем людям божьим, издалеча прибывшим, у нас маленько погостить и восвояси отбывать.

22

Иван Ильич Сафронов встретил утро в отвратительном настроении. Конфуз во время радений у хлыстов надолго выбил его из колеи и пошатнул, казалось бы, крепкое здоровье.

«Надо же, – думал он уныло, с отвращением вспоминая подробности приключения, – всегда считал, что возраст мне нипочём. Я ещё ого-го какой, и выпить могу, сколько захочу, и девку любую способен легко ублажить в постели. А на деле… Прав был Гаврила Лопырёв, говоря, что время наше на исходе. Было дело, погулял на славу, а теперь, пожалуй, пора пришла и о спасении души призадуматься…»

Такие «пораженческие» мысли появились в голове Сафронова, когда он пришёл в себя у доктора. Тогда Олег Карпович сказал ему, что начало кризису его здоровья положил нервный приступ, а довершил сердечный. И хорошо, что своевременно его к доктору привезли. А то скончался бы на хлыстовском «корабле», вот позорище. Могло и такое случиться, что священники из церкви отпевать отказались бы наотрез за участие в сектантском блуде.

«Всё, пора избавляться от всех вредных привычек, – думал Иван Ильич, сидя за столом и барабаня пальцами по его поверхности. – Спиртное, девки… Всё побоку, всё к чёрту! Ну а чем же я потом займу ту, опустевшую нишу, ставшую составной частью моей жизни? Чем я всё это заменю?»

Он поднял взгляд на раскладывающую карточный пасьянс супругу и едва заметно поморщился. Перспектива коротать освободившееся время с Мариной Карповной его совсем не устраивала.

– Тебе чего, воды подать или лекарства, Ваня? – поинтересовалась супруга, поймав на себе его тоскливый взгляд.

– Нет, уж лучше принеси верёвку и кусок мыла, – вздохнул сокрушённо Сафронов. – Именно этого мне сейчас и не хватает.

В дверь заглянул доктор.

– Вы позволите, господа? – поинтересовался он. – Если я не вовремя, то…

– Что вы, что вы, Олег Карлович! – воскликнул Сафронов, вставая из-за стола. – Я не знаю, как и где, но в моём доме мы вам всегда бесконечно рады!

– А ты садись, садись, милейший Иван Ильич, – сказал доктор, приближаясь к столу. – Говори, как твои дела? Может быть, на что-то жалуешься?

– Его дела, как сажа бела, Олег Карлович, – убирая со стола карты, сказала Марина Карповна. – Весь ершится, хорохорится, из кожи вон лезет, чтобы здоровым казаться.

– А что, я и есть жив и здоров, – с бравадой воскликнул Сафронов. – Если что и беспокоит меня сейчас, так это тоска человека, оказавшегося в неволе.

Доктор подошёл к Марине Карповне, поцеловал ей ручку, после чего посмотрел на Сафронова.

– Здоровым себя считаешь, Иван Ильич? – проговорил он «многообещающе». – Тогда милости прошу от стола на диван. Готовьтесь к осмотру и принимайте горизонтальное положение.

Взяв Сафронова за запястье и посчитав удары пульса, доктор озабоченно нахмурился.

– Рано, рано, Иван Ильич, видеть себя Иваном Поддубным, – вздохнул он. – До вашего выздоровления ещё как пешком до Владивостока. А теперь скажи мне, положа руку на сердце, что случилось. Ты снова волновался, я правильно понимаю?

Сафронову было нечего сказать, и он лишь пожал плечами. Доктор посмотрел на Марину Карповну, но она увела глаза в сторону, сделав вид, что не услышала вопроса.

– Достойнейший Иван Ильич, сколько можно тебе говорить и напоминать о необходимости соблюдать полное спокойствие? – вопросительно посмотрел на Сафронова доктор. – Надеюсь, ты не пренебрегаешь моими рекомендациями, своевременно принимаешь выписываемые мною лекарственные препараты и в точности соблюдаешь опять же рекомендуемый мной режим?

Сафронов вздохнул, пожал плечами и развёл руками.

– Если тебе не дорого собственное здоровье, милейший Иван Ильич, то мне дорога моя репутация, – продолжил доктор. – Тебе необходимо полное спокойствие, никаких волнений, иначе вполне возможен рецидив.

– Но я не могу не волноваться и всегда соблюдать спокойствие, Олег Карлович? – поморщился Сафронов. – Я же купец, а не ремесленник.

– Тогда тебе придётся долечиваться в больнице, Иван Ильич, – вздохнул доктор. – Тебе необходим покой. Только тщательный уход и отсутствие волнений могут привести тебя к полному выздоровлению.

Посмотрев на Марину Карповну, он неожиданно потерял интерес к своему пациенту и подошёл к ней. Доктор взял её за руку, нащупал пульс и посчитал его удары.

– И ваш вид мне не нравится, милейшая Марина Карповна, – сказал он. – Рекомендую вам пройти у меня обследование. Настаивать не могу, но если вы примете такое крайне важное для вас решение, то дайте мне знать.

Выписав рецепт, доктор раскланялся и пошагал к выходу. Сафронов пошёл провожать его.

* * *

Только доктор уехал, как во дворе дома появился Лопырёв. За ним, с корзиной в руке, вошёл старец Андрон.

У стоявшего на крыльце Сафронова от удивления округлились глаза, но он быстро взял себя в руки. Явно рисуясь перед старцем, Гаврила заключил Ивана Ильича в объятия.

– Ого-го! – восторженно воскликнул он. – Вижу, ты великолепно выглядишь, Ивашка! Не сомневаюсь, что ты уже полным ходом на поправку идёшь!

– И я был уверен, что выздоравливаю, – неприязненно морщась, сказал Сафронов. – Но доктор считает иначе.

– Доктора не всегда бывают