— Что ты несешь, Эсми? — слышать безосновательные обвинения было неприятно, но пытаться переубедить ее не хотелось. Пусть сама увидит, на сколько для нас дороги наши женщины.

— Глупые созданья, жизнь которых ничего не стоит, если они не удовлетворяют вашим вкусам!

— Эс… — Дор попытался было сунуться со своим мнением, но тут же тирада Эсми продолжилась.

— Разве не так? Меня вы не убили только потому, что я сгожусь на роль постельной игрушки. А та женщина не была привлекательной, невелика потеря, одной больше, одной меньше!

Гнев закипал во мне с каждым звуком, что лился из уст нашей дэи. Я допускал возможность того, что девочка бредит, но после рассказов Дора о ее отношении к мужчинам, о том, что она поддерживала женские сообщества, до абсурда доводящие смысл отношений и их роли в обществе, я был уверен в том, что это не последствия горячки. Сил слушать эти глупости не осталось. Я схватил девчонку подмышку и потащил в лес.

— Отпусти! Маньяк! Сволочь! Убийца! — Эсми колотила своими кулачками по моим ногам, пыталась укусить и вырывалась из последних своих сил, извиваясь ужом.

— Смотри! — я резко поставил ее впереди себя, и держа ее голову, заставил смотреть на труп хора.

— Шан! — пальцы Дора впились в мое плечо, протестуя.

Да, он был прав. То, что должна была увидеть Эсми — зрелище не для слабонервных, но я не мог больше выслушивать эти неоправданные обвинения.

— Смотри, Эсми! — я, удерживая ее за шею, сам себя коря за то, что слишком груб с девушкой, заставил наклониться над трупом и осветил его.

Желтая жижа, растекшаяся вместо крови вокруг, смердела. Весь труп был усыпан полуразложившимися насекомыми, приползшими на ее запах. Эсми дернулась от спазма, вызванного рвотным рефлексом, и ее тут же вырвало.

— Шан, нечего лучше не придумал? — Дор забрал Эсми, и стал собирать ее волосы, чтобы не испачкались.

— У человека бывает желтая кровь, Эсми? — я не мог успокоиться, и подхватил отсеченную голову хора за длинные волосы, чтобы Эсми окончательно убедилась в том, что это существо не было человеком в ее понимании.

— Уймись, придурок! — кулак Дора прилетел мне в челюсть, слегка отрезвляя.

Эсми кашляла, и жадно хватала воздух, приходя в себя, Дор умывал ее лицо водой из фляги, а я сбивал в кровь кулаки, ломая на двое стволы деревьев. Не помогало. Я не мог справится с гневом, не понимая, чем вызвано настолько сильное раздражение.

— Малыш, это не человек.

— Она просила помощи.

— Это не она…Это как раз и был хор, которого ты так боялась.

Эсми замерла, округляя глаза. Видимо, в ее представлении хоры выглядели как огромные злобные монстры. Ну или просто здоровенные мужики, типа нас с Дором.

— Они похожи на женщин: миниатюрные, худенькие с длинными черными волосами, их лица милы, словно перед тобой ребенок. Пухлые щеки кажутся прелестными, но во рту у хоров три ряда острых как иглы зубов. А внутри их тел течет желтая кровь, делающая их злобными и бессмертными.

— Он укусил меня… — Эсми попыталась посмотреть за спину, но тут же, скривилась от боли.

Я коснулся ее ледяной кожи, чтобы осмотреть рану, но Эсми отшатнулась.

— Ты ударил меня! — задрав нос, она отвернулась, — можешь даже не пытаться изображать из себя заботливого!

Черт! Я убью эту невыносимую девчонку!

— Просто шлепнул! Я не знал, как тебя утихомирить, — я спокойно ответил, гордясь собой за то, что не перешел на срыв. К которому, кстати, был очень близок.

— Это унижает мое женское достоинство!

— Значит, мое мужское достоинство можно просто отрезать? Я сейчас о руке говорю, если что.

Эсми поджала губы, сдерживая улыбку, и это легло бальзамом на мои напряженные нервы.

— Я девочка!

— В чем логика?

— Я защищалась! Откуда я знаю, зачем вы набросились на женщину? Еще и браслет этот…

Она будто оправдывалась перед нами. Неужели, начала понимать, какая опасность ей грозила?

Не сговариваясь. Мы с Дором потянулись к ней, чтобы обнять, и Эсми прижалась к нам в ответ. Я успокаивался с каждым ее выдохом, что нежно ласкал мою кожу, но неконтролируемое состояние Эсми не давало отпустить проблему полностью.

— Маленькая моя, тебя нужно показать врачу, — Дор гладил ее волосы и шестым чувством я слышал, как Эсми успокаивается, — мы должны улететь отсюда.

Я заметил, как напрягся в ожидании очередного взрыва от нашей необычной дэи, но она согласно кивнула, и растекшись на груди моего атмоса, прикрыла глаза и провалилась в забытие.

— Слава создателям… — выдохнул я, — скорее бы рассвет.

Но Дор, почему-то, не отпустил тревожность.

— Ты видел, что из нее вышло? — он переложил Эсми, удобно беря девушку под колени, — яд хора был даже в желудочном соке. Я не знаю, что это может значить, но ничего хорошего это точно…

В черном небе показались сигнальные огни имперской армады, и в душе затеплилась надежда на то, что все будет хорошо. Мы должны успеть вылечить нашу дэю.

29. Удачи, герои!

Огни военного корабля раскрасили темноту символом Богини Каялы, сообщая, что нас ждут. Под частое биенье сердца, что отдавало в голову, мы поспешили в свои кропы, чтоб скорее убраться отсюда, но красная вспышка ослепила, вынуждая остановиться.

За пределами атмосферы, именно там, где завис военный корабль, отправленный Императором, словно круги по воде расходилось бледнеющее малиновое розоватое сияние.

Их подбили!

Понял.

Почти сразу же еще один взрыв, только южнее, осветил небо, давая понять, что так просто мы Эллу не покинем. Корабли нашей армии атакованы чужаками.

Не похоже на военных.

Хочешь сказать, кучка хоров смогла устроить западню целой армии Каялы?

Наш мозг мгновенно перебрал десятки возможных вариантов, и так и не нашел правдоподобного ответа. Такого просто быть не могло! Правитель хоров не станет развязывать войну с Каялой. Император предупреждал, что хоры активны, но чтобы вот так…

— Я бы советовал вам отпустить девчонку!

На границе джунглей, не пересекая линию защиты, поставленную Дором, стоял хор. Сутулый, немощный, бледный, он бросал нам вызов дерзким взглядом, полным уверенности в своем превосходстве. Всегда ненавидел этих тварей именно за гонор, и наслаждался, сбивая с них спесь.

Дор, обычно хладнокровный и рассудительный, и на этот раз не растерялся, хотя в его руках была наша драгоценная дэя, занимающая руки, что делало Дора более уязвимым и менее резвым.

Он кинул ленивый взгляд на наглеца, давая понять, что слова, а тем более советы такого ничтожества как он, ничего не стоят. И шагнул к кропу.

— Она