Герман было вскинулся с протестом, но Диня удержал его руку.

– Они же на каждом задании практически подставляют вас! Как вы этого не видите, я не понимаю? Но по-любому эти умники в сторонке, а именно вам достаются, как говорят в Рязанской области, «Всё синяки да шишки, а им калачи да пышки!».

– Вообще-то вы лично приказали мне иметь с Александром только рабочие отношения. А если я хочу нечто большее, то сразу озабоченная, да?! – в свою очередь начала закипать Светлана, но тут уже великан Земнов поспешил её остановить.

– Я по-прежнему запрещаю вам все романы в служебное время, – повысил голос Феоктист Эдуардович, нервно поправляя очки, от чего все неожиданно примолкли. – А неслужебного у вас нет! Да, увы, таково предсказание! И если так вещали мойры, то, значит, изменить того и невозможно! Сколько раз ещё мне повторять очевидное?!

– Ну, типа мойры не в курсе, что наш бро знаток истории искусств… – очень тихо брякнул Денисыч, но тем не менее его услышали все. – А чо я такого сказал? Он разбирается лучше всех нас. Герман знает своё, но в той же эпохе Раннего Возрождения – дуб дубом! Без обид?

Земнов уныло кивнул.

– Светка, она в своём роде лучшая. Никто так не знает всё про роспись ваз, там, кувшинов, тарелок всяких или ещё чего. И это, сиськи у неё – ва-аще бомбические! Но спроси, где Ренуар, а где Пикассо, так она же тупа как пробка-а…

Естественно, Гребнева вырвалась, и болтливый знаток всех языков, так сказать, был вынужден прикусить язык. То есть она ему врезала в прыжке с ноги, и он затих минут на пять. С этой девушкой шутки плохи. И как вы догадались, все присутствующие дружно уставились на меня, словно бы только я тут что-то решаю!

– Ну, если вопрос стоит прямо вот так… Хотел бы сказать, что ребята – это лучшая команда, о которой только можно мечтать. Герман Земнов – надёжный и верный товарищ, на чью помощь я всегда могу положиться. Светлана Гребнева – высокий специалист, чьи умения были невероятно полезными во всех наших экспедициях! И да, у неё не только прекрасная грудь, но и вообще божественная фигура… Кхм! Я понимаю, что речь не об этом. Но если вам нужно знать роль Денисыча в наших походах, то…

Директор молча указал нам пальцем на выход. Видимо, мы его реально достали.

– Подите вон все, кроме Грина.

– То есть именно я…

– То есть именно вы можете остаться. Но признайтесь, Грин, вы действительно не имеете ни одной претензии к прочим сотрудникам?

– Ни одной.

– А я говорил! – вдруг грозно вскинулся Феоктист Эдуардович, едва ли не подпрыгивая на месте. – Я сразу вам говорил, что это наш человек! А вы?

Никто не подтвердил, что был против. Дураков нет. Я тоже, если что, был не дурак. Не дебил, не идиот, не кретин и не даун. Хотя, прошу прощения, теперь все эти слова считаются неприличными, ибо по определению диктуют медицинские диагнозы. И конечно, я не врач, чтоб безоглядно бросаться такими терминами, но в свой-то адрес разрешается…

– Прошу прощенья, но можно ли нам отдохнуть после задания?

Шеф безмятежно отмахнулся: конечно можно, развлекайтесь, ребята! Мы вышли из кабинета все вчетвером, золотого коня пришлось оставить, хотя Герман пытался его зажать.

Увы, начальство проявило твёрдость, и наша банда отправилась в сад.

Завтрак был накрыт, а учитывая, что от ужина я вчера отказался, мой желудок начал издавать приглушённое бурчание голодного мамонта. На этот раз, впрочем, как и обычно, на столе лежали свежие фрукты, два вида сыра, мёд, белый хлеб, сметана, масло и большущие турецкие оливки. В центре высился стеклянный кувшин воды со льдом и лимоном, но все с готовностью повернулись к Дине, который уже откупоривал первую амфору:

– Не знаю, кто как, а мы опять нагнули, мать её, историю! Ещё один древний артефакт, по чести, наш. Подставляй бокалы, сотруднички!

Прохладное белое вино как нельзя лучше освежало, даря бодрость и энергию. Хотя обычно у полиглота в сумке красное. Неважно. Помните, есть поговорка: «С утра выпил – весь день свободен!» Так вот это не про Крым и не про музейных работников. После первого же бокала я набросился на еду, словно голодал неделю.

Светлана почти ни к чему не притронулась, она бережёт фигуру. Пара оливок, небольшая кисть винограда, ломтик белого сыра – и всё. Земнов всегда заправлялся основательно, для его могучих мышц утреннее топливо было важнее всего. Ну а наш весёлый пьянчужка, как всегда, только пил и лишь изредка закусывал чёрными сливами или белым хлебом.

«Посидим, попьём вина… – вдруг вспомнилось мне, – закусим хлебом или сливами…»

– Ты о чём, бро?

– Так, осторожно цитирую Бродского.

– Иосифа? – понимающе закивал Денисыч, баюкая полупустую амфору. – Кучерявый такой, тощий и курит как не в себя? Был он у нас, фоткался в Севастопольской бухте. Даже в музей заходил, выпивали, экспонаты смотрели, мы ему тут на память римскую монетку подарили. Вот у него соответственные стихи и попёрли.

– Ты-то откуда знаешь? Тебе сколько лет тогда было?

– Да все про это знают!

– Ну вот врёшь ведь и не краснеешь.

– Саня, чо ты до меня докопался? – уже почти обиделся наш знаток древних языков. – Пошеруди в инете, там написано: был Бродский в Крыму! А то сразу: врёшь, врёшь…

Я махнул на него рукой, всё равно толку по нулям, и повернулся к Герману:

– Тот золотой конь, что мы нашли в скале Волошина, он… он, собственно, что?

Великан поднял на меня неуверенный взгляд. Я помотал головой и попытался конкретизировать вопрос:

– Это какой-то древний механизм, биоробот, инопланетные дары землянам? Как он работает? По принципу игрального автомата или карусели? Бросил монету – и поехали? Весь его корпус покрыт золотыми пластинками, что защищает и обеспечивает работу всех частей – ног, головы, шеи. Допустим, это я могу понять. Но та скорость и сила, с которой он носил меня по пляжу, километров сорок – пятьдесят в час, – это же практически нереально.

– Что же ты хочешь услышать от меня?

– То, что даже современные технологии не позволяют нам создать нечто подобное. А ты изучал все легенды об этом коне. Его искали не только и не столько из-за золота, верно?

– Ты прав, – без малейшей заминки согласился Герман. – Поэтому я и хотел забрать его в свою комнату для полноценного изучения. История этого, с позволения сказать, механизма теряется в глубине