и повалилась в мягчайшие белые кресла. С некоторых пор она полюбила этот цвет, и хотела, чтобы не только в доме у нее, но и в гостиничных номерах диваны, кресла и все, что только возможно, было белоснежным.

Некоторое время Мата Хари сидела в кресле, прикрыв глаза, и думала. Думы ее были невеселые и спутанные. Она пыталась понять, чем вызвано столь резкое изменение планов, и почему голос у капитана Ладу звучал так сухо: не заподозрил ли он что-то или, не дай Бог, не узнал ли чего-нибудь такого, чего ему знать совершенно не следовало?

По зрелом размышлении она решила, что ничего конкретного знать он не может, в противном случае не завел бы даже разговора о новом задании. Возможно, это всего лишь подозрения, может быть, даже ревность к ее русскому избраннику. И в самом деле, кто бы не возревновал на его месте? Рядом с ним – самая яркая женщина столетия, она фактически его подчиненная, а сделать ее своей любовницей у него руки коротки. Вот он и треплет ей нервы, таким сложным путем пытаясь выразить свое неудовольствие.

Наплевать! Уже завтра она увидит Вадима, будет держать его за руку, будет целовать его, будет говорить с ним, обонять запах его волос – и все будет просто замечательно. И, может быть, даже хорошо, что задание отложили – тем больше времени она проведет с возлюбленным.

Внезапно танцовщицу от ее мыслей отвлекли какие-то беспорядочные звуки: взволнованный голос, падение чего-то тяжелого, всхлипы, крики «помогите!» Весь этот шум доносился из коридора. Она велела своей горничной Мишель выглянуть из номера и узнать, что там происходит.

Очень скоро горничная вернулась и сообщила, что на их этаже несколькими номерами дальше совсем молодая девушка пыталась покончить жизнь самоубийством.

– Вот как! И каковы же причины? – осведомилась Мата Хари.

– Вероятно, несчастная любовь, – отвечала Мишель.

При этих словах глаза танцовщицы затуманились: сейчас она, как никто, могла понять драматический настрой самоубийцы. Ее собственная любовь тоже была не слишком-то счастливой. Вадим лишь позволял себя любить, но сам, кажется, не мог воспламениться по-настоящему… И это неудивительно – вокруг столько молодых медсестер, а мужчины уж так устроены, что молодая девушка в их глазах легко побивает самую знаменитую, но увы, не такую уже юную красавицу. Нет, разумеется, из тщеславия или ради денег они вполне могут пойти на такой союз, но насколько долгосрочным он будет? Мишель сказала, что девушка эта – совсем молода, но сердце женщины всегда одинаково, и оно не может снести измены или простого пренебрежения.

– Она жива? – спросила Мата Хари, и в голосе ее против воли зазвучало волнение.

Мишель кивнула: к счастью, веревка оборвалась, и бедняжка осталась жить. Сейчас ее уложили в постель и послали за доктором.

– Как она себя чувствует? – спросила танцовщица, не глядя на горничную.

Чувствует она себя не очень хорошо – все время выкрикивает в беспамятстве имя графа де Шайни.

– Граф де Шайни? – удивилась Мата Хари.

Граф был ей известен, до начала Великой войны он принадлежал к числу ее почитателей. Потом он отправился на фронт, по слухам, был ранен, потом следы его потерялись. Любопытно, что же связывает эту несчастную юную птичку и графа?

– Мне нужно с ней поговорить, – решила танцовщица. – Я знаю сердце женщины, никакой доктор тут не поможет – только откровенная беседа с глазу на глаз.

И Гертруда, быстро сменив домашнее платье на вечерний туалет, во всем великолепии своего очарования отправилась в номер неудачливой самоубийцы. Он располагался через три двери от нее, ближе к лестнице.

В номере, который никак не мог соперничать по роскоши с ее собственным, она обнаружила лежащую в постели девушку лет, вероятно, двадцати с небольшим. Это было почти эфирное существо с каштановыми волосами и голубыми глазами. Глаза эти расширились и сделались почти круглыми, когда она увидела, кто вошел к ней в комнату.

– Здравствуйте, моя милая, – ласково сказала Мата Хари, присаживаясь на стул рядом с ней.

Барышня заморгала ресницами – и танцовщица не без ревности заметила, что ресницы эти длинные и пушистые, причем, кажется, не благодаря макияжу, а по самой природе.

– Не может быть, – проговорила та слабым голосом. – Это вы?

Мата Хари только улыбнулась в ответ на такую непосредственность и осведомилась, как себя чувствует юное создание? Та отвечала, что сейчас гораздо лучше… Гостья успела разглядеть на длинной нежной шее красный след от веревки и содрогнулась: еще немного, и вместо чудесного юного существа здесь лежал бы обезображенный труп. С ним, конечно, едва ли вышел бы столь же доверительный разговор, как она планировала.

Она повернулась к коридорному, который топтался на пороге комнаты, не зная, как ему поступить, и беспрекословным тоном велела покинуть комнату. Тот, помявшись, отвечал, что они ждут врача.

– Вот когда врач явится, пусть зайдет, а пока вам тут делать нечего, – и она нахмурила брови.

Коридорный, хоть и совсем молодой, был все-таки мужчиной, и, как все почти мужчины, не мог противиться воле Маты Хари. Спустя мгновение он вышагнул в коридор, дверь за ним закрылась, и танцовщица осталась в комнате наедине с бедной барышней, которая все продолжала глядеть на нее с каким-то необыкновенным восторгом в глазах.

– Ой, что же это я, – вдруг спохватилась она, – разлеглась тут перед вами – ведь это просто неприлично!

И она сделала слабую попытку подняться, которая, однако, немедленно была пресечена гостьей.

– Лежите, – сказала та строго, – вам сейчас нужен покой.

Хозяйка номера вынуждена была подчиниться и снова опустилась на кровать, по-прежнему пожирая знаменитую танцовщицу глазами. Та в ответ мягко улыбнулась ей.

– Итак, мое имя вы знаете, – сказала она, – а как зовут вас?

Неудавшуюся самоубийцу звали Ханна Виттиг.

– Судя по имени, вы немка, – сказала собеседница.

– Я родилась в Лозанне, – отвечала та, – мой отец был швейцарец, а мать – голландка.

Глаза у гостьи вспыхнули: голландка? Как это интересно, ее мать тоже была голландкой. У них, оказывается, много общего!

– Как вы можете так говорить, – горячо воскликнула мадемуазель Виттиг, – как вы можете сравнивать нас?! Вы – мой давний кумир, я не стою и одного вашего ногтя!

– Вы – милое и очаровательное дитя, – прервала ее Мата Хари. – Более того, вам суждено блестящее будущее! Я немного изучала физиогномику и понимаю знаки, которые небеса оставляют во внешности человека. Вы еще совсем юны, но в вас уже проявлен незаурядный ум и характер. Что же привело такую девушку к попытке свести счеты с жизнью?

Вопрос был слишком прямым, и барышня задохнулась от волнения. На глазах ее показались слезы; одна слезинка