– Ну? – сказала танцовщица, от нетерпения притоптывая ножкой.

– Гертруда, он – шпион, – хрипло пробормотала Виттиг.

– Кто – шпион? – не поняла Мата Хари.

– Мой жених Рауль, граф де Шайни – шпион, – трагическим шепотом проговорила Ханна.

Лицо у Гертруды не изменилось, только глаза на миг вспыхнули странным светом. Вот, значит, как? Впрочем, если подумать, в этом нет ничего удивительного. Идет война, и многие патриотически настроенные граждане стараются помочь Франции, чем только можно…

– Да ты не слушаешь меня! – закричала Ханна. – Он – немецкий шпион!

Несколько секунд Мата Хари молчала, как громом пораженная, потом опустила глаза в пол.

– Из чего же ты это заключила? – спросила она негромко.

Ханна отвечала, что сегодня утром, когда она была в гостях у Рауля, к ним явился неизвестный ей господин. Граф немедленно уединился с гостем, оставив невесту изнемогать от любопытства. Совершенно случайно, проходя мимо комнаты, где они сидели, она услышала обрывки их разговора. Слышно было плохо, но кое-что она разобрала. Речь шла о каких-то фортификациях и перемещении войск к линии фронта…

– Но почему же ты решила, что он непременно шпион? – перебила ее Мата Хари. – Во время войны многие мужчины обсуждают ход военных действий. В этом разговоре, может быть, не было ничего секретного.

Мадемуазель Виттиг только головой покачала. Почему, в таком случае, они уединились, да и не просто уединились, а заперли дверь изнутри? Это первое. А второе – они говорили по-немецки. К счастью, немецкий – ее родной язык, и она поняла, что разговор шел о каком-то письме, которое должен написать ее жених, и которое гость должен будет доставить в Бельгию, а оттуда его переправят в Германию.

– Но это тоже ничего не доказывает… – начала было Гертруда, но Ханна прервала ее.

– Это письмо у меня, – сказала она, порывисто открывая сумочку и вытаскивая незапечатанный конверт. – И оно шифрованное!

Мата Хари остолбенело глядела на желтый прямоугольник, который сжимала в руке барышня. На нем нет адреса, но есть имя адресата. Это значит, письмо будет лежать на почте до востребования, пока его не заберет тот, кому оно предназначено. Неужели всемогущий Господь услышал ее молитвы? Только надо вести себя осторожно, чтобы не спугнуть удачу.

– Но каким образом письмо очутилось у тебя, да еще и незапечатанное? – спросила она.

Оказывается, проводив неизвестного господина, Рауль сел, как она теперь понимает, за написание и шифровку письма. За этим занятием он провел около часа, но внезапно зазвонил телефон и его куда-то срочно вызвали. Недописанное письмо он запер в ящике стола, но Ханна знает, где Рауль прячет ключ. Не в силах сдержаться, она открыла ящик и вытащила письмо. Заглянула внутрь и ужаснулась, поняв, что ее любимый Рауль работает на вражескую разведку. Не зная, как поступить, она схватила письмо и примчалась к своей единственной подруге за советом – что ей теперь делать?

Она умолкла. Синие глаза ее глядели на подругу с какой-то детской надеждой. Мата Хари молчала, но мысль ее лихорадочно работала. Неважно, чей шпион граф де Шайни – немецкий или французский. Важно, что в письме этом, очевидно, содержатся секретные сведения, которые можно выгодно продать немцам и тем решить свои материальные проблемы. Письмо шифрованное, но это нестрашно, глава немецкой разведки полковник Николаи сумеет его дешифровать. Однако прежде следует забрать письмо у Ханны…

Гертруда ослепительно улыбнулась подруге.

– Во-первых, – сказала она, – мы женщины. Мы живем не умом, а сердцем. Наша родина – это не место, где мы родились или живем, наша родина – человек, которого мы любим. Ты ведь любишь Рауля?

– Больше жизни! – воскликнула мадемуазель Виттиг.

Гертруда кивнула – я так и думала. Но что это значит на практике?

– Не знаю, – растерянно проговорила Ханна.

А это значит, что ей должно быть совершенно все равно, шпион ли ее Рауль, и какой именно державе он служит. Однако она права в том смысле, что, если повести себя неосторожно, это может навлечь беду на ее жениха. Поэтому тут все надо как следует обдумать, прежде, чем что-то решить… А пока они будут думать, это самое письмо пусть-ка лучше полежит у нее, Гертруды.

– Зачем? – удивилась Ханна.

– Чтобы ты или граф не наделали глупостей, – объяснила Гертруда.

И протянула руку за письмом. Однако мадемуазель Виттиг так и сидела, не двигаясь, словно вдруг окаменела.

– Что с тобой? – вкрадчиво спросила Мата Хари. – Будь добра, дай мне письмо.

– Нет, – сказала гостья. – Нельзя.

Гертруда поглядела на нее с изумлением: что значит – нельзя? Почему?

– Сама подумай, – отвечала барышня, умоляюще глядя на подругу. – Через несколько часов Рауль вернется, обнаружит, что письмо пропало, поднимется шум. Что я ему скажу?

Мата Хари только отмахнулась:

– Ах, Боже мой, какая разница?! Ну, скажешь, что решила убраться у него на столе и в задумчивости выбросила письмо. Ничего страшного, напишет другое.

– Нет-нет, – отвечала Ханна. – Во-первых, письмо было не на столе, а в столе. Во-вторых, он все равно начнет его искать, устроит форменный допрос. Представь себе, что такое выбросить шифрованное письмо! А если его найдут, если отнесут в полицию?!

Мата Хари несколько секунд молча глядела на подругу. Она права, тысячу раз права! У нее просто закружилась голова от открывшихся перспектив, она обо всем забыла. Даже удивительно, что девчонка показала такой здравый смысл и такое хладнокровие. Но как же, в таком случае, заполучить в руки вожделенное письмо?

Думала она совсем недолго.

– Милая, – сказала она ласково, – что у тебя с лицом?

Ханна Виттиг всполошилась: а что у нее с лицом? Она выхватила из сумочки зеркальце и уставилась в него. Оттуда на нее глядела взволнованная, заплаканная и перемазанная тушью мордашка.

– Боже мой, – сказала она, – это не я, это какой-то урод. Мне надо умыться и привести себя в порядок. Могу я воспользоваться твоей ванной?

– Конечно, – отвечала Мата Хари. – И знаешь что? Прими горячий душ, ты вымокла под дождем, ты можешь простыть и захворать… Я дам тебе халат.

– Гертруда, ты чудо, – воскликнула Ханна и, сунув письмо в сумочку, умчалась в ванную.

Мата Хари дождалась, когда в ванной зашумит вода, выхватила из сумочки конверт, из него – лист бумаги и стала быстро переписывать оттуда группы цифр в свой блокнот… Вода в ванной шумела, ручка стремительно неслась по бумаге.

* * *

Осень 1917 года выдалась в Париже сухой и прохладной. Деревья на бульваре Распай стали желтыми. Некоторые уже совершенно облетели, и стояли голыми, на других листья еще держались из последних сил, как будто не желали уступать приближающейся зиме.

Скамейки на бульваре стояли пустые, кроме одной, ближе к