и письмом из Нью-Йорка. Через два дня, получив немного положительных новостей, он беззаботно заявил, что Селигманы "столь же платежеспособны, как Ротшильды", и утверждал, что никогда не "нервничал" по поводу их финансового состояния.

Ссорящиеся братья Селигман боролись с паникой - в буквальном смысле слова. По телеграфу и почте через Атлантику туда и обратно летели пламенные послания. "Пока я предлагаю этому эгоистичному брату. Вм. выполнить свою угрозу и покинуть концерн 1 января, мое самоуважение побудит меня направить такое же приглашение тебе, брат Айзек, если ты будешь продолжать досаждать нам и беспокоить нас за ошибку в суждениях", - писал Джозеф Айзеку в конце октября. Он продолжал,

От брата Ума. Я не ожидаю никакого внимания, но от вас, брат Айк, я ожидал менее эгоистичного и подлого поведения. Теперь у меня не будет времени писать брату Уму. Пожалуйста, сообщите ему, что он ошибается, когда ожидает, что мы выкупим его и отдадим ему наши обязательства за его долю. Мы не будем делать ничего подобного, но хотим, чтобы он приехал сюда в январе и взял свою ⅛ долю активов, состоящую из железнодорожных облигаций и акций, акций горнодобывающей промышленности, имущества, плохих и хороших долгов, и лично занялся их сбором, и, даю слово, он окажется в лучшем состоянии здоровья, чем если будет есть тяжелые обеды, пить тяжелые вина, писать нам тяжелые письма и ничего больше не делать.

И все же, несмотря на все междоусобицы в компании Селигмана, их работа была на удивление крепкой. В отличие от других нью-йоркских фирм, они не были перенапряжены. И хотя у них был значительный капитал, связанный с железными дорогами, они сохраняли здоровый запас наличности. "Пока что мы - единственный "флэш-хаус" в Нью-Йорке", - отметил Джозеф через неделю после начала паники. В следующем месяце он написал Айзеку: "Я не думаю, что мы потеряли хоть один доллар.... Мы не заняли ни одного доллара в банке в Нью-Йорке.... У нас были большие остатки в банке каждую ночь во время паники, чтобы быть сильными, и мы... никого не обидели, аннулировав текущие кредиты. Мы... выйдем из этого с Божьей помощью лучше и сильнее".

В то время как другие фирмы боролись за выживание, солидное финансовое положение Селигманов открывало перед ними новые возможности. Джозеф заинтересовался правительственным бизнесом, которым занимались Генри Клеус и Джей Кук, чьи лондонские филиалы служили официальными финансовыми агентами Государственного департамента и Военно-морского флота США соответственно. Этот бизнес был привлекателен тем, что оба ведомства держали крупные балансы и платили комиссионные с миллионных сумм, которые распределялись ежегодно. Кроме того, он был полезен и по другой причине: он свидетельствовал другим клиентам, что фирма пользуется доверием правительства США.

Через несколько дней после приостановки деятельности компании Jay Cooke & Co., за которой в начале следующей недели последовал крах фирмы Генри Клеуса, Джозеф агрессивно продолжил свой бизнес, обратившись с этим вопросом непосредственно к президенту Гранту. "Мы с уважением предлагаем правительству свои услуги по покупке любых тратт наших различных департаментов в Лондоне, которые из-за поздних приостановок могут не получить быстрого акцепта", - написал он Гранту 25 сентября. В отдельном письме Гранту он предложил лондонскому филиалу "вмешаться ради чести нашего правительства" в операции Государственного департамента или военно-морского флота.

Конкуренты Джозефа, тем временем, так же активно работали против него, распространяя грязные слухи о том, что Селигманы ускорили падение Джея Кука, внезапно потребовав от пострадавшей фирмы неоплаченный платеж. Тем не менее, к 1874 году Джозеф завоевал флотский бизнес.

В том же году Селигманы поднялись на еще большую высоту в финансовом рейтинге, когда в партнерстве с N.M. Rothschild & Sons, лондонским отделением международного банковского гиганта семьи Ротшильдов, выпустили облигации правительства США. Но сделка прошла не совсем так, как планировал Джозеф.

Селигманы изначально организовали свой собственный синдикат из американских и европейских банкиров для участия в тендере на покупку облигаций, но Министерство финансов выразило желание, чтобы они сотрудничали с Ротшильдами. Селигманы, несмотря на свои недавние успехи и значительное политическое влияние Джозефа, все еще не были на одном уровне с Ротшильдами, которые ясно дали это понять, когда диктовали свои условия: Селигманы получат всего 28 процентов акций в выпуске, не будут иметь права голоса при управлении им, а имя их фирмы не будет фигурировать в рекламе, продвигающей продажу облигаций. Престиж от сотрудничества с Ротшильдами стоил того, чтобы терпеть определенные неудобства. Но что толку, если Селигманы не получат счета и, соответственно, права на хвастовство? Джозеф бился над этим вопросом до тех пор, пока Ротшильды наконец не согласились включить Селигманов в рекламу - разумеется, под их собственной фирмой и гораздо более мелким шрифтом.

"Теперь, когда лед растоплен, я хочу, чтобы ты развивал эту связь", - наставлял Джозеф Исаака, который стал частым гостем в Нью-Корте, лондонской штаб-квартире Н.М. Ротшильда. Исаак вспоминал, как однажды пришел в субботу к барону Лайонелу Натану де Ротшильду, сыну основателя фирмы, в его дом, где тот соблюдал шаббат. Сидя за столом, заваленным документами, пожилой банкир воспользовался случаем, чтобы напомнить Исааку о своем превосходстве не только в финансовых, но и в духовных вопросах: "Я лучший еврей, чем ты. Ты ходишь на дела по субботам. А я нет. Моя контора закрыта".

Айзек, всегда готовый к ответу, ответил: "Думаю, по субботам в этой маленькой комнатке вы делаете больше дел, чем я за всю неделю в своем офисе!" (В конечном итоге Айзек не был достаточно дипломатичен, чтобы развивать связи с Ротшильдом. В конце 1870-х годов, когда Seligman Brothers вместе с Н.М. Ротшильдом работали над очередным выпуском американских облигаций, у Айзека произошел напряженный обмен мнениями с преемником барона Ротшильда, его старшим сыном Натаном. По словам сына Айзека, сэра Чарльза Селигмана, Айзек покинул их встречу и с того дня "больше не имел никаких личных контактов с N.M. Rothschild & Sons".

Несмотря на то что в течение нескольких месяцев после паники дела у селигманок пошли на поправку, кризис принес экономические разрушения на долгие годы. Экономика США и некоторых европейских стран погрузилась в затяжную депрессию. Безработица росла, фабрики закрывались, тысячи предприятий разорялись. В период спада финансовые магнаты скупали акции железных дорог и больные предприятия за копейки, создавая огромные монополии, которые стали отличительной чертой Позолоченного века.

Паника 1873 года считается одним из первых международных финансовых кризисов, и в некоторых отношениях, от шатких ипотечных бумаг, лежащих в основе железнодорожного бума, до кредитного кризиса, усугубившего ситуацию, она имела сходство с финансовым крахом 2007-8