Шрифт:
Закладка:
Чтобы обеспечить благоприятное отношение к себе в Вашингтоне, руководители компании давали политикам миллионные взятки в виде наличных денег и акций Crédit Mobilier со скидкой. Среди причастных: Шуйлер Колфакс, вице-президент Улисса Гранта, и конгрессмен Джеймс Гарфилд, который за пару лет до этого возглавил расследование "Черной пятницы".
Конгресс начал специальное расследование, и слушания стали скандальным фоном, когда Кук пытался представить трансконтинентальное предприятие, подобное тому, которое было прозвано "Королем мошенничества". Тем временем европейские финансовые рынки все больше шатались. Как и Соединенные Штаты, Европа переживала всплеск экономической экспансии в сфере железных дорог и недвижимости. Банки без устали раздавали кредиты. Спекуляции разрастались. И вот в мае 1873 года пузырь лопнул. Венский фондовый рынок рухнул, вызвав сотрясения во всех крупных финансовых центрах Европы. Кредиты ужесточились. Кредиты были востребованы. Поначалу европейский кризис не затронул экономику США. Но за кулисами компании Jay Cooke & Co. дела шли все отчаяннее. Расходы на строительство росли, а процентные платежи по ценным бумагам Northern Pacific приближались. В конце концов, у Кука закончилась дорога, и его фирма была вынуждена обнародовать свое глубоко уязвленное состояние. Полицейские выставили часовых у офисов в Филадельфии, а на закрытых дверях появилось объявление: "С сожалением вынуждены сообщить, что в связи с неожиданными требованиями к нам наша фирма вынуждена приостановить выплаты". В течение дня более двадцати других инвестиционных домов канули в Лету, поскольку кредиты замерзли, а банки защищались, припрятывая наличность. Чтобы сдержать последствия, Нью-Йоркская фондовая биржа закрылась на десять дней.
После краха 18 сентября президент Грант и его новый министр финансов Уильям Ричардсон поспешили в Нью-Йорк, прибыв туда в выходные и сняв номера в отеле "Пятая авеню", где часто собирались представители Уолл-стрит. В воскресенье, 21 сентября, измученные брокеры и банкиры забились в каждую щель отеля, возбужденно обмениваясь слухами о том, примет ли администрация Гранта меры по стабилизации рынка, и умоляя портье добиться аудиенции с президентом. В какой-то момент появился Джей Гулд, хотя после "черной пятницы" не было ни малейшего шанса, что президент согласится с ним встретиться.
Весь день и до самого вечера Грант и Ричардсон общались с ведущими финансистами города, включая Корнелиуса Вандербильта, Генри Клеуса, чья солидная банковская фирма находилась на грани краха, а также Джозефа и Джесси Селигманов.
Селигманы оставались верны своему старому другу на протяжении всего его бурного первого срока. Они поддержали Гранта даже тогда, когда группа республиканцев-диссидентов, возмущенных коррупцией в его администрации, откололась от своей партии и выдвинула кандидатуру издателя газет Хораса Грили, чтобы бросить ему вызов. Незадолго до выборов 1872 года Джозеф в своей убедительной речи в Купер-Юнион сплотил немецкие голоса Нью-Йорка в поддержку Гранта. Он осудил "личные нападки и язвительные замечания" в адрес президента, но при этом признал недостатки администрации Гранта. "То, что Грант совершал ошибки, мы не отрицаем, но то, что Грант старается честно и добросовестно выполнять свой долг перед страной, должен признать каждый, кто хорошо его знает, а я хорошо знаю его уже несколько лет".
Селигманы помогали Гранту и другими способами. Когда в 1871 году их фирма финансировала строительство ветки Миссурийской Тихоокеанской железной дороги, протянувшейся от городка Кирквуд под Сент-Луисом до Каронделе на реке Миссисипи, Джозеф оговорил, что маршрут пройдет через миссурийскую ферму, принадлежащую президенту, что повысило стоимость земли.
Теперь, в салоне второго этажа отеля на Пятой авеню, Селигманы и их состоятельные коллеги умоляли Гранта предпринять смелые действия, чтобы остановить кровопускание. Они предпочитали, чтобы Министерство финансов разместило федеральные средства в одном из нью-йоркских банков, чтобы разморозить кредитную систему. Но Грант опасался втягивать правительство в разборки на Уолл-стрит - и, несомненно, был очень чувствителен к тому, что его считали причастным к карману Уолл-стрит. "Мы хотели большего, но президент не согласился разместить валюту в Нэтл Бэнк, поскольку это явно незаконно", - писал Джозеф своему брату Айзеку в Лондон, проведя "почти весь день воскресенья с президентом".
В то время как вокруг них рушились некогда известные банковские дома, Селигманы столкнулись с очередным кризисом: Уильям угрожал покинуть их фирму и забрать свою долю активов, которые сейчас составляли около 6,6 миллиона долларов. Напряжение нарастало уже давно. В 1868 году братья открыли парижский филиал Seligman Frères & Cie, и Уильям был отправлен управлять им - точнее, участвовать в управлении. Джозеф, считая своего брата немного ленивым и расточительным, также отправил в Париж Теодора Хеллмана. Хеллман, шурин Джесси, до этого момента умело управлял новоорлеанским филиалом семьи. Уильям ненавидел такое управление, но он наслаждался парижской жизнью, потакая своим эпикурейским вкусам и становясь одним из основных участников светской жизни; его жена устраивала вечеринки, которые казались чрезмерными даже по экстравагантным стандартам Позолоченного века. Уильям все чаще вступал в конфликт с Джозефом по поводу инвестиционных решений. Возможно, его беспокоили крупные железнодорожные активы товарищества, в которые Джозеф вложил около трети семейного капитала. Видя воочию шаткие финансовые условия в Европе летом 1873 года, Уильям, возможно, также убедил его ухватить свою долю состояния Селигманов, пока оно еще существовало.
Но его просьба прозвучала в тот самый момент, когда семейной фирме нужно было собрать все свои ресурсы, чтобы пережить панику. "Преступно со стороны Ума беспокоить нас сейчас, - негодовал Джозеф, - когда весь наш интеллект и энергия требуются в условиях кризиса небывалых размеров, угрожать, когда он должен быть удовлетворен тем, что мы полностью излечились от новых инвестиций и напрягаем все нервы, чтобы выбраться из старых, что с Божьей помощью мы и сделаем".
В Лондоне Айзек, для которого даже обычное давление бизнеса приводило к мыслям о самоубийстве, встретил панику и возможный выход брата из партнерства с более чем обычным уровнем возбудимости с кислым языком. Когда он узнал, что в разгар кризиса Джеймс, которому было трудно отказывать людям, одолжил почти 200 000 долларов одному железнодорожному промоутеру, Айзек вышел из себя. "Я не могу понять, какое безумие овладело твоим разумом", - написал он брату. Теперь он понимал, почему Уильям хотел выйти из их партнерства. "Теперь у него есть веские причины, учитывая твое необычайное и непростительное безрассудство.
"Сердце кровью обливается, когда видишь, как растрачивается великолепное состояние", - продолжал он, предсказывая, что заем "закончится нашим разорением". Настроение Айзека менялось с каждой телеграммой
