освоении центральной Бухары играли политические и военные соображения. Чтобы восполнить нехватку точной географической информации об этом регионе, который лежал между русским Туркестаном на севере и Афганистаном и Индией на юге, генерал Кауфман снова и снова посылал исследовательские военные отряды для составления карт местности и речных путей. Самой заметной фигурой в этой области был подполковник Н.А. Маев – ботаник и зоолог, совершивший за несколько лет пять путешествий по территории Бухары от Келифа до Куляба. Благодаря экспедиции Маева в Гиссар в 1875 году Запад впервые в истории узнал многое о центральной части Бухарского ханства. В 1878 году военное освоение стало более интенсивным, что совпало с англо-русским кризисом по поводу Балкан и проливов, а затем с началом второй англо-афганской войны. Маев, а позже полковник П.П. Матвеев были отправлены изучать дороги, ведущие из Самарканда на юг в сторону Афганистана и Индии. Музаффар, беспомощный перед лицом этого шквала русских исследований его земель, реагировал на них со смесью уважительной любезности и подозрительности. Обычно он устраивал аудиенцию для исследователей, отправлявшихся в экспедицию, где выражал согласие с их планами, одновременно предупреждая о предстоящих трудностях, и посылал с ними чиновников, которые помогали им в общении с местным населением и в то же время сообщали ему о действиях русских.

В восточную часть Бухары русские путешественники стали проникать только после того, как Музаффар завоевал Каратегин и Дарваз. Поскольку стратегическое значение этого отдаленного горного района было минимальным, большая часть исследований находилась в руках ученых, а не военных. В конце лета 1878 года натуралист В.Ф. Ошанин стал первым европейцем, побывавшим в Каратегине. Ботаник А.Е. Регель, отправленный Императорским Русским географическим обществом, отличился тем же в 1881 году в Дарвазе, а на следующий год в независимом княжестве Шугнан и Рушан.

В течение десяти лет после подписания договора 1873 года Хива и Бухара выдали географические тайны, которые столетиями скрывали от Запада. Поход по всему Бухарскому ханству, предпринятый весной 1882 года начальником Самаркандского уезда капитаном Г.А. Арендаренко, привел его в отдаленные бекства, где всего за семь лет до этого не видели ни одного европейца, но в которых за это время несколько раз побывали русские исследовательские группы. Научное картографирование Бухары и Хивы началось в начале 1880-х годов и продолжалось до 1914-го, когда оба ханства были полностью картографированы. Несмотря на то что в целом иностранцам запрещалось без специального разрешения от Ташкента посещать русскую Центральную Азию, и в частности Бухару и Хиву, в конце 1870-х – начале 1880-х годов в ханствах побывало несколько западноевропейских путешественников: англичане Барнаби и Лансдел, французы Бонвало и Капю и швейцарец Мозер. Но хотя их путешествия позволили получить ценную информацию о ханствах, они не внесли большого вклада в копилку географических знаний, поскольку ограничивались хорошо известной территорией западных областей Бухары и Хивы.

Глава 6

Англо-русские отношения и усмирение туркмен

Афганистан, 1875–1880 гг

В конце 1870-х и начале 1880-х годов Бухара представляла огромный интерес для России как инструмент традиционного англ о-русского соперничества в Центральной Азии. Это соперничество, попытка разрешить которое была сделана в договоренностях 1873 года, снова усилилось, когда в феврале 1874 года кресло премьер-министра после Гладстона занял Дизраэли. Либеральное правительство Гладстона рассматривало независимый Афганистан под британским влиянием как наилучшую гарантию безопасности Индии от России. В результате в начале 1870-х годов Афганистан намного меньше зависел от Британии, чем Бухара и Хива от России. Кроме того, либералы с готовностью приняли кауфмановское решение хивинского вопроса при условии, что Россия будет скрупулезно придерживаться своих обещаний в отношении Афганистана. Дизраэли был гораздо враждебнее настроен к России и гораздо больше склонен к имперской экспансии, чем Гладстон. Покорение и частичная аннексия Хивы были восприняты им как доказательство того, что опасность, которую представляет Россия в Центральной Азии, растет и что Британии необходимо дать на это решительный ответ.

В январе 1875 года государственный секретарь Дизраэли по Индии лорд Сейлсбери принял сторону школы «перспективной политики» и перешел к политике сдерживания России в Центральной Азии. Афганистан, Кашгар и Халат должны были из независимых буферных государств в зоне британского влияния превратиться в «зависимые, добровольно подчиненные государства». Отличительной чертой новой политики должно было стать размещение в Афганистане британского политического представителя или представителей. Эмир Шер-Али, глядя на ущемление прав индийских принцев находящимися в Индии британскими представителями, упорно отказывался принять такого представителя. Дизраэли, Сейлсбери и лорд Литтон, новый вице-король Индии, считая принятие британского резидента жизненно важным для защиты интересов Британии, восприняли отказ Шер-Али как признак, что он поворачивается в сторону России.

После аннексии Коканда русскими в феврале 1876 года Литтон стал более настойчиво требовать, чтобы Шер-Али принял британского представителя. Более того, в сентябре того же года вице-король попросил Лондон надавить на Петербург, чтобы тот приказал прекратить любую переписку между Ташкентом и Кабулом, которую Литтон считал нарушением англо-русских договоренностей 1873 года. В следующем месяце он потребовал, чтобы Шер-Али дал обещание в будущем не вести переписки с Россией. Переписка генерала фон Кауфмана с эмиром Афганистана началась в марте 1870 года и продолжалась в течение шести лет, хотя была нерегулярной. Бухара служила в этой переписке посредником. Послания временами доставлял афганский представитель, которого Шер-Али держал в Бухаре, а временами послы, отправленные самим Музаффаром в Кабул. До Литтона ни один британский чиновник не препятствовал этой переписке. Шер-Али пересылал письма Кауфмана в Калькутту, откуда их переправляли в Лондон. В действительности правительство Гладстона одобряло письма Кауфмана как подтверждение добрых намерений России. Однако Литтон заявил, что, если ситуацию перевернуть и правительство Индии вступит в «такие же дружеские отношения с ханами Хивы и Бухары», Петербург едва ли останется к этому равнодушен. Он, несомненно, был прав, хотя Хива находилась в несколько ином положении, поскольку по договору передала России контроль над своими международными делами.

В 1877 году, когда англо-афганские переговоры затянулись практически без шансов на взаимоприемлемую договоренность, внимание Британии было приковано к балканскому кризису. Разразившаяся в апреле русско-турецкая война обострила опасения Британии по поводу захвата русскими Константинополя и проливов. В январе 1878 года, когда русские войска быстро двигались к Константинополю, стало казаться, что эти опасения вот-вот оправдаются. Лондон отправил флот для охраны турецкой столицы, и война между Россией и Британией уже выглядела неизбежной. На военно-морскую демонстрацию Британии в проливах Россия решила ответить сухопутной демонстрацией в своей Центральной Азии. Использование Центральной Азии, чтобы оказать давление на Британию в Индии и снять давление на Россию на Ближнем Востоке, было планом, за который долгое время выступали русские военные стратеги. Теперь, воодушевленная возникшей холодностью между Афганистаном и Британией,