— Выберете что-нибудь на свой вкус, — попросил лорд Тристан, устраиваясь на постели полулежа и подпирая голову.

— Тогда я возьму "Приключения рыцаря Макарио", если вы не против, — я взяла с полки книгу, села на подушку, брошенную на пол, и приступила к чтению.

Так началась моя жизнь в доме на скале.

Я встречала и провожала день вместе с солнцем, как чайки, что гнездились в скалах. Уже на третий день я осмелела настолько, что проснувшись раньше Тристана и Милдрют, забралась в ванну под открытым небом. Вода была восхитительно теплой, и я долго плескалась, глядя в бирюзовое небо. Это и в самом деле было похоже на сказку — вот так плескаться голышом, наслаждаясь солнцем, ветром и почти свободой. Почти — потому что все-таки, это была не свобода, хотя и не тюрьма.

Больше всего меня манили качели, но заржавленные цепи пугали — выдержат ли? Если последний раз на них качалась еще матушка лорда Тристана, десять лет назад, я могу улететь с острова, подобно дракону. Только полечу не вверх, а вниз.

Обитатели дома не мешали мне жить по-своему, но я взяла за правило стряпать хлеб по утрам, а после завтрака читать лорду Тристану. Книг в его библиотеке было много, все больше — рыцарские романы, они были легки, незамысловаты, и как нельзя лучше подходили этому спокойному дому, морю и солнцу. Я отдыхала мыслями и сердцем, читая о похождениях бравых сира Роланда, сира Милона и доблестного сира Бальтазара. Словно зверь, забившийся в безопасную нору, я залечивала свои раны и набиралась сил. И день тянулся за днем так медленно, но так упоительно.

Обычно мы с Тристаном располагались у него в комнате, он полулежал на постели, а я сидела на полу, на подушке, или прохаживалась туда-сюда, когда хотела размяться. Милдрют в такие часы откровенно страдала — сначала она пыталась слушать, потом отважно боролась со сном, а потом начинала клевать носом.

Что касается Тристана, он слушал с интересом, и после обсуждал со мной прочитанное. Я обнаружила, что он неплохо разбирается в литературе, знает много баллад и стихов знаменитых менестрелей. Мне нравилось беседовать с ним. Он был умен, порой — остроумен, и, в отличие от своего брата, необыкновенно деликатен. С его стороны не было произнесено ни одного оскорбительного или даже двусмысленного намека, он всегда был вежлив, спокоен и предупредителен.

Милдрют таскалась за ним, как верный пес, и я поняла, что мои догадки были правильны — служанка влюбилась в хозяина до беспамятства. Лорд Тристан, наверное, догадывался о ее чувствах, но никак не поощрял их, хотя был с Милдрют очень добр и даже нежен.

В какой-то момент я прониклась сочувствием к телохранительнице, но не спускала ей ни одной колкости в свой адрес. Несомненно, Милдрют был простолюдинкой, и я считала, что лорд Тристан слишком разбаловал ее, позволяя вести себя с аристократами на равных. До открытых пикировок не доходило, но мира между мной и ней не было.

Конечно, помнила я и о приказе короля Рихарда. Иногда он снился мне — ночью, на скале, с раззявенной пастью, полной острых змеиных зубов. Тут поневоле припомнишь, что тебя отправили в дом на скале не плескаться по утрам, и не наслаждаться покоем.

Пользуясь слепотой хозяина, я беззастенчиво обшаривала его комнату — методично, упорно, просматривая стенные шкафы, сундуки и даже книги. Но ничего подозрительного не было. Я даже не совсем понимала — что должно быть подозрительным, и испытывала угрызения совести перед лордом Тристаном.

Иногда я поглядывала на него — украдкой, искоса, когда рядом находилась Милдрют, а иногда смотрела открыто, потому что он все равно не мог видеть моего взгляда. Смотрела, потому что на него невозможно было не смотреть — он был красив, как бог. Вернее, как животное, как хищный зверь. Под гладкой кожей так и перекатывались мышцы, выражение лица было лениво-мечтательным, а темные кудри рассыпались по плечам. Если бы не пугающие глаза, его и вправду можно было посчитать языческим богом, особенно когда он наслаждался купанием, сбросив все покровы.

Почти все время он проводил с Милдрют. Она ухаживала за ним с заботливостью нянюшки, и однажды я через неплотно прикрытую дверь видела, как телохранительница закапывает лекарство в глаза лорду Тристану. Он шипел от боли, а Милдрют со слезами на глазах умоляла его потерпеть.

— Надо ли так мучиться? — спросила она, закупоривая бутылочку из зеленого непрозрачного стекла.

Тристан не ответил, а Милдрют заметила меня и свирепо указала пальцем, молча предложив пойти прогуляться. Конечно же, подальше от ее дражайшего господина.

В другой раз я застала их рано утром, когда хотела искупаться.

Я не сразу поняла, чем они заняты — они словно танцевали, перемещаясь по каменной площадке. Но потом я разобралась, что танец был иного рода — они боролись. Тристан был без рубашки, в одних штанах, а длинные волосы перетянуты шнурком пониже затылка. Милдрют нападала, а брат герцога отражал нападение, и это получалось у него очень ловко — ни один удар, ни один захват не достигали цели. Потом они взялись за кинжалы — и сначала держали их в ножнах.

— Теперь давай открытым клинком, — сказал вдруг Тристан.

— Это слишком опасно, — возразила Милдрют.

— Я тебе доверяю, — улыбнулся он, нашел на ощупь ее плечо, скользнул ладонью по шее и погладил щеку.

Милдрют нехотя вытащила из ножен кинжал и начала атаку.

Их тренировка и правда была похожа на танец, я любовалась слаженными и отточенными движениями, пока не опомнилась и не ушла на цыпочках. Чем там развлекается странная парочка — пусть развлекается. Вряд ли король Рихард усмотрел бы что-то подозрительное в оттачивании боевых навыков.

Иногда лорд Тристан запирался у себя в комнате, и тогда Милдрют уныло бродила в коридоре под дверью его спальни. Когда я справилась, не заболел ли он, Милдрют коротко ответила, что нет.

— Хозяин грустит, — добавила она и отвернулась, давая понять, что не хочет разговаривать.

Но я не удержалась и спросила:

— Почему грустит?

— Не твое дело, — отрезала она.

Я пожала плечами и больше ни о чем ее не расспрашивала.

Однажды утром, после очередного дня грусти лорда Тристана, я проснулась от нежных свирельных переливов — кто-то играл незатейливую мелодию, приветствуя солнце.

Словно повинуясь колдовской силе, я встала с постели и, как была в ночной рубашке, с неприбранными волосами, вышла из дома.

Под сосной, у качелей, сидел лорд Тристан и играл на свирели.

Его музыка казалась такой же естественной частью