Шрифт:
Закладка:
— На экскурсию? — спросил он голосом скучающего человека, продолжая смотреть на воду.
— Нет, — отвечаю, — мне по делу.
— Туда редко кто по делу приезжает. Позвольте полюбопытствовать, молодой человек, по какому же такому делу вы в столь дальнюю дорогу отправились?
— Извольте. — Мне почему-то захотелось слегка подыграть ему в старинной манере беседы. — Нужно мне к старцам за советом. Запутался я…
Видимо, мой ответ чем-то заинтересовал монаха, и он, повернув голову ко мне, осмотрел меня пронизывающим взглядом, будто проверяя, не демон ли я. Но убедившись, что рога не растут и хвоста у меня нет, продолжил:
— Опоздал ты. Или, точнее, не туда приехал, — слегка печальным голосом проговорил он.
— Поздно? Сегодня поздно едем? Закрыто? И как не сюда? Сюда мне точно! Я утром могу к ним прийти, если сегодня не успеваем! — протараторил я, уже про себя жалея, что не купил третью бутылку для Савелия. Но, может, он за деньги тоже пустит переночевать?
— Нет, парень. Примерно на семьдесят лет ты опоздал. Сейчас монастырь — для редких туристов лишь памятник истории. Для нас, православных, эти места святые. А для других — память лагерная, кто выжить смог. Нет там людей «просвещенных», с начала советской власти нет. Разруха полная. Выгнала новая власть монахов и лагерь для неугодных и преступников там организовала. «Соловецкий лагерь особого назначения», «С.Л.О.Н.» сокращенно. Позже, уже радуясь своей юмористической находчивости, кто-то из властителей судеб переименовал название из лагеря в тюрьму, и стало С.Т.О.Н. Но суть от этого не поменялась. Позднее Министерство культуры пыталось восстановить часть сооружений, но тоже эту затею бросило. В прошлом году наша церковь приняла решение по восстановлению храма, но дела у нас идут тяжело, средств мало, но все равно, думаю, сдюжим. Вот я по хозяйственным делам и мотаюсь то на материк, то обратно. Две строительные бригады сейчас работы ведут. Пытаемся Савватиевский скит восстановить. Там первооснователи жили, значит, и нам оттуда начинать. Но не вешай нос, парень. Места красивые посмотришь, а вечером обратно. Когда вернешься на материк, в церковь любую сходи, у нас все братья просветить могут. Не бойся, помогут. — И он весело потрепал меня по голове. Но увидев мое совершенно не проникшееся энтузиазмом лицо, быстро убрал руку и отвернулся опять к воде. Вдруг, как будто что-то вспомнив, он обернулся и воодушевленно, как ученик, обрадованный знанием правильного ответа и тянувший руку учителю, сообщил:
— Соврал я тебе по забывчивости. Есть один, «просвещенный», на острове. Он недалеко от скита, почти на берегу бухты Сосновая губа живет, избу себе смастерил там. Я с ним в прошлом году познакомился, да и то случайно. Мы искали тогда место, куда можно поближе материалы подвозить, и шли напрямую сквозь лес. Вот на его избу и наткнулись. Он и рассказал нам, где лучше подплывать, где камни, а где мель. В тот день мы у него заночевали. Рабочие спали, а мы с ним беседы вели. Описал, как он сам путешествовал, ума в миру набирался, себя искал. Очень грамотный мужик. Точно говорю. Раз уж тебя сюда занесло, то к нему сходи. Если, конечно, он там еще живет, у меня-то самого больше времени не нашлось его навестить. Все же около года прошло с нашей встречи. Я в ту сторону путь держу, провожу почти до места. А ты мне мой баул с вещами донести поможешь.
На том мы и сговорились.
Теплоход шел около двух часов, и, несмотря на лето, с воды шел холодный пронизывающий ветер. Мы сидели молча, погрузившись каждый в свои мысли. Прервал молчание мой проводник, когда мы спустились с теплохода.
— Добро пожаловать на остров, — сказал он и что-то добавил про «царский причал».
Скорее всего, это была ирония, так как, кроме старых деревянных мостков, ничего царского я не увидел. Баул оказался достаточно тяжелым даже для двух человек. На берегу мы нашли крепкую палку и, просунув ее между связанными ручками, водрузили ношу на плечи и двинулись в путь. Сначала мы шли вдоль большой каменной стены, и я задирал голову, пытаясь разглядеть хотя бы что-нибудь интересное. Монах шел впереди. Метров через триста от причала мы свернули на развилке и пошли прочь от стен монастыря и основной группы пассажиров теплохода. «На обратном пути надо бы заглянуть внутрь, за стену», — подумал я. Шли мы долго, несколько раз останавливаясь и отдыхая. Во время одной из остановок монах развернул верхнюю часть баула и достал съестные припасы. Белый душистый хлеб, большой кусок мяса, завернутый в фольгу, и целый сверток вареных яиц. Очень вкусно и, главное, сытно. И наконец-то мы решили познакомиться. Наверное, общий труд сближает. Монаха звали Григорий Васюкин, хорошо хоть не Распутин, промелькнуло в голове, иметь такого попутчика я точно не хотел бы. Он с удовольствием поведал, что еще не так давно трудился в строительном тресте, но полностью разочаровался в своей жизни. И уже с гордостью продолжил, что этой весной был переведен из послушников в монахи и направлен на такое важное дело, как восстановление святыни, что рад этому назначению и обрел новый смысл жизни. Отдохнув за разговором, мы вновь водрузили на плечи баул и неспешно двинулись дальше. После трапезы сил прибавилось, и мы без остановок добрались до каменных строений скита. Навстречу нам вышли несколько рабочих, увидевших нас издалека, и мы с нескрываемым облегчением передали им наш груз.
— Спасибо за помощь, — сказал Григорий, пожав мне руку, — пойдем, покажу, куда идти, если не устал.
— Далеко до него, до того старца? — спросил я, потирая затекшее от тяжелой ноши плечо.
— Не очень. Его, кстати, Гавриилом зовут, и он не совсем старец, увидишь, поймешь. И давай так поступим, — уже как-то по-товарищески заговорил монах. — Если его не будет, возвращайся обратно и переночуешь у нас. Какой-нибудь ужин для юного странника найдется. А теперь пойдем. Покажу, скорее, направление, чем дорогу.
Мы дошли до края построек, и Григорий стал показывать рукой:
— Так вот пойдешь. Потом вдоль леса. Как закончится поляна, сворачивай резко влево. Там много троп копытные натоптали, все они ведут к воде. Расстояние не больше трех-четырех километров от этой поляны. Выбери любую, пошире
