– Готово, товарищ командир, прибрали.

Капитан резво скинул жмущий в подмышках сюртук:

– Надевайте на него вот эту форму. Переоденем и оставим здесь, чтобы немцы сделали его виновником взрыва на мосту. Быстрее, патрули близко, могли слышать выстрел.

Порывистый Володя не удержался и прошипел младшему:

– Ну, Денис, устрою тебе выволочку, как вернемся. Ты подставил всех, не было приказа нападать на немца.

Младший Савельев ничего не ответил, прекрасно понимая, что из-за своего порыва был сейчас в сантиметрах от смертельной пули, а еще и подверг опасности всю разведгруппу. Дениска молча натягивал на убитого штаны. Он щелкнул ремнем, радуясь, что фонарик разбился, и теперь в темноте никто не видит, как по щекам у него предательски бегут слезы, словно у глупого мальчишки, который набедокурил и испугался наказания.

Почти весь путь обратно разведчики прошли в молчании. Из-за осторожности, чтобы не выдать себя шумом охране, что могла сейчас прочесывать лес в поисках взрывников, а еще из страха перед капитаном Шубиным. Братья понимали, что грозный разведчик не наказал Дениса за глупый поступок только потому, что на это нет времени, надо как можно быстрее уходить с открытой территории, где засели немцы, в глубину лесной чащобы.

Хотя на самом деле Шубин обладал характером легким и отходчивым, да и не мог он злиться на ребенка, который в порыве ярости кинулся на врага. Дениска пережил ужас войны, несколько лет живет в лесу, не зная радостей детства. Да, держится он сдержанно, изо всех сил стараясь подражать старшим товарищам, только ведь все равно мальчишка, который легко мог растеряться при виде оскалившегося грабителя чужих драгоценностей. Шубин, наоборот, испытывал жалость к ребенку, который столько натерпелся от немцев, что не может справиться с бушующей внутри него яростью. Еще он размышлял о том, что взрывом они лишь на пару суток замедлили укрепление немецкого фронта. Гитлер отправил сюда, на Восточное направление, огромное количество техники для усиления своих позиций, и правильно сказал ему тогда генерал Ростов: только массированный удар с воздуха остановит это шествие. Дать немцам протащить танки, самоходки, артиллерию в глубину оккупированных территорий, на участок строительства цитадели, нельзя. Немец, имея технику, снова станет наглым, уверенным в своих силах, жаждущим вернуть назад отвоеванную жизнями тысяч людей советскую землю. Нет, только одной цитадели мало, надо бомбить технику на подходе к укрепленному участку, не давая фашистам достичь поставленных задач. Бомбить магистрали, крушить переправы, искать тайные дороги, которые сейчас противник организует для переброски своего вооружения. Мост к Ракитному – это лишь один из десятков путей, по которым пойдут другие эшелоны.

От тяжелых раздумий его отвлек совиный крик. Денис ответил задорным криком кукушки. Тут же они увидели, как навстречу отряду хромает командир Кузьма Дерябин. Он, сдерживая радость, что все бойцы вернулись с задания живыми, провел большой ладонью по вихрастым макушкам парней и приказал:

– Давайте к шалашу, там Машура вам лепешек с чагой приготовила.

Голодные до урчания в животе ребята ринулись в черный бурелом через наваленную стену из бревен и пней, только Денис остался стоять на месте, понуро опустив голову. Кузьма, проницательно взглянув на притихшего мальчишку и усталое лицо Глеба, понял: что-то случилось во время вылазки. Командир партизанского отряда присел на поваленный ствол и спросил:

– Ну что, Денис, рассказывай, чего голову опустил?

Шубин тоже молчал, не желая очернять юнца. Все же он помог им взорвать мост, не побоявшись привести в действие взрыватель. Исполнил приказ командира, подверг себя смертельной опасности, поэтому ругать своего юного помощника разведчику совсем не хотелось. Денис сам срывающимся баском пояснил:

– Я, Кузьма Федорович, провинился. Без приказа командира на немца в лесу напал, всех подвел. Он в нас стрелять начал, шум поднял. – Голос мальчика сорвался от волнения. – Пускай будет товарищеский суд, я за все отвечу. Я… кровью смою.

Не в силах справиться с новыми слезами, Денис замолчал и уткнул дрожащий подбородок себе в грудь. От стыда он не мог смотреть в глаза командиру отряда и разведчику капитану.

Старик Дерябин спокойно спросил:

– Чего же ты кинулся на него, Денис? Мы же с тобой учили: партизаны не нападают первыми, если нет опасности или приказа командира. У нас такая война, тихая, без шума, без драки. Действуем хитростью. Ты ведь знаешь правила отряда.

Разжался крепкий кулак, в нем блеснул серебряный гребень с красными камнями. Денис еле слышно прошептал:

– Это Екатерины Кузьминичны, я узнал его. Она его всегда вдевала в косу и ругалась, что я отвлекаюсь, урок не слушаю. А я на камешки смотрел, как они огоньками играли от печки, от солнца, от лампочки. Когда увидел гребень у фрица, так забыл обо всем. Про правила и про то, что без приказа нельзя нападать. Не помню, как кинулся на немца, убить его хотел. Он ведь этот гребень с нее снял и спрятал под деревом, ограбил ее. Он… с мертвой снял.

Старик взял дрожащей рукой скромное украшение, другой махнул на мальчишку:

– Иди, иди к костру. Уходи.

Денис все так же понуро поплелся в сторону лагеря. Ни голод, ни страшная усталость не могли пригасить его чувство вины перед товарищами.

Старик сидел с опущенной головой, рука с украшением дрожала все сильнее, а по бороде текли мутные капли – он беззвучно плакал от разрывающей изнутри боли, не в силах сдержаться даже при капитане Шубине. Сквозь беззвучные рыдания смог прошептать:

– Катенькин это гребень, мы с матерью в честь окончания техникума подарили. Дочка моя на учительницу выучилась и в деревню нашу вернулась, она Дениску учила с первого класса. Его первая учительница. Влюбился он в нее так, как только ребятишки могут полюбить. В первый класс пришел и сразу заявил, что вырастет и женится на ней. Цветы охапками драл с огородов по ночам и к крыльцу таскал. Отец его ремнем драл, да без толку. Он ей даже обед свой все норовил подсунуть. А мы хохотали, какой ухажер бедовый растет. Вот он увидел гребень да и… – Седая голова затряслась от рыданий. – С мертвой сняли этот гребень, с Катюшки. Повесили ее немцы за то, что детишек в избе собирала и читала им вслух книги.

Кузьма прижал к губам украшение, сдерживая широкой ладонью страшную боль в груди. Это все, что осталось у него от дочери, любимой хохотушки Катеньки, которую обожала вся деревня. Глеб стоял рядом, растерянный и смущенный, не зная, как утешить старика. Да и понимал разведчик – не найдутся такие слова, что уменьшат горе отца, потерявшего любимую дочь. Проклятый