Шрифт:
Закладка:
— И посмотрел? — Я уже понял, чем закончится история.
— Ага. Мужик там был, если, конечно, его мужиком назвать можно. Стоял и манерно так, кончиками пальцами каталог кожаных изделий листал. — Дед в сердцах плюнул себе под ноги. — Брови выщипаны, губы подкрашены, волосы выкрашены и лаком покрыты, куртка на нем из нубука с блестками, как на бабе, и маникюр черный. Вот этот маникюр меня больше всего пришиб. Руки пухлые, холеные, чистые, видно, что тяжелее хрена и ложки ничего не держал — и черный маникюр! Етит его, переетит! Подумал я тогда, что Господу Богу, видать угодно, чтобы всякая тварь живая под небом обреталась, и у каждой свое предназначение имеется. Только вот мне по простоте моей промысел Божий непонятен.
— А может, ты и неправ, отец, — отозвался Уокер. — Говоришь, не напишут про вас, афганцев? А я б вот для таких, с черным маникюром, и писал бы такие книжки, чтобы читали и понимали, что не тем живут, на неверную дорогу свернули, и надо бы с этой тропинки уйти побыстрее, вспомнить, в чем суть настоящего мужчины.
— Думаешь, подействует? — Дед усмехнулся. — Нет, вряд ли. Времена нынче пошли такие, что мужчиной быть неудобно. Ответственность слишком большая — за семью, за страну, за свои поступки. А с такого вот, накрашенного и в бабьей куртке, какой спрос? Никакого.
— Ну мы же не так думаем, — резюмировал Уокер. — И увидел Господь, что это хорошо. Книга Бытие, глава первая.
— И в самом деле, — согласился Дед.
Лес начал редеть, впереди за деревьями показались покрытые ржавчиной и густо обросшие "жгучим пухом" вышки ЛЭП. Самая опасная часть пути закончилась, мы подошли к границе леса. А потом и дорогу увидели. Здесь все заросло густой высокой травой, даже сквозь растрескавшийся асфальт она проросла рыжевато-зелеными пучками. Теперь все в порядке, если не сходить с дороги или если путь нам не перекроет какая-нибудь аномалия.
— Пиндос, глянь-ка в бинокль, что там впереди, — предложил Уокер.
Я не заметил ничего подозрительного. Правда, мы вышли из леса и теперь были на открытой местности, лишь кое-где стояли небольшие рощицы. Справа на горизонте угадывались очертания многоэтажек Припяти. Спрятаться от воздушного патруля здесь было невозможно, так что следовало прибавить шаг и побыстрее добраться до склада контейнеров или восточного тоннеля.
Еще метров двести мы прошли в полном молчании, а потом увидели с дороги справа контейнерную площадку — до нее оставалось совсем недалеко, — а за ней, чуть севернее, блестела под солнцем поверхность небольшого болота, за которым находился заброшенный бункер "Волхов". Уокер сразу повеселел.
— Кажись, проскочили, — заявил он, поправляя рюкзак, который из-за порванной лямки все время сползал у него направо. — Соловьиную рощу мы, хвала Будде, прошли, сейчас передохнем вон под теми деревьями и втопим дальше.
Местечко под деревьями и впрямь будто было создано для отдыха таких бродяг как мы. Тенечек, мягкая свежая травка, никакой радиации и аномалий поблизости. Я с огромным наслаждением сбросил с плеч рюкзак и растянулся на траве. Ноги гудели. Дед вытащил бутылку минеральной воды, дал всем напиться.
— Ланч, милорды, — Уокер разложил на траве чистую тряпку, быстро нарезал батон и полосу трофейного домашнего сала, чесночно-копченый дух от которого сразу распространился вокруг, наполняя рот голодной слюной. В эту секунду я понял, что зверски хочу есть. И, глядя, как аккуратно Уокер нарезает хлеб и сало своей финкой, подумал, что должен сделать еще кое-что.
— Дед, а у тебя что за нож? — спросил я. — Судя по тому, как ты им лихо орудуешь, какой-нибудь эксклюзив из арсенала спецподразделений.
— Обычный нож-клиппер, — ответил Дед. — В магазине "Охота и рыбалка" купил за восемьсот рублей. Китайский, наверное, но так-то неплохой, острый.
— И ты с такой зубочисткой в Зону полез? — Уокер удивленно присвистнул. — Рисковый ты чел, папаша.
— Держи, — я вытащил из рюкзака подарок Сидоровича, передал Деду. — Дарю на память. Ты с ним уж лучше меня управишься, верняк.
— Спасибо, — Дед был заметно удивлен и обрадован подарком. Вытащил нож из чехла, постучал по клинку ногтем, попробовал пальцем лезвие. — Отличный режик. Наверное, кучу денег стоит.
— Стоит, но это неважно. Владей на здоровье.
— Я всегда говорил, Пиндос-кун, что ты человек щедрый и непрактичный, — заметил Уокер. — Поэтому никогда не станешь богатым.
— Ой ли? Это мне сейчас миллионер сказал?
— Ага. Будущий миллионер, а может, и миллиардер. Жрать подано, дармоеды! Лапок снорка под соусом тартар и паштета фуа-гра из печени псевдогиганта в нашем меню сегодня нет, но хлеб и сало не худшая им замена.
Я прямо готов был в одиночку все это съесть, так я проголодался, но спокойно потрапезничать не получилось. Я заканчивал третий бутерброд, когда сканер ПДА засек поблизости от нас группу из трех "нейтралов". Минуты не прошло, как они появились со стороны старых вертолетных площадок.
— Привет, братцы! — обратился к нам старший в этой группе, крепкий человек с висячими черными усами. — Хабатите, или просто шатаетесь?
— На Янов идем. Присаживайтесь, разделите с нами хлеб-соль.
— Благодарим, время дорого. — Усатый приложил ладонь к сердцу. — Коли не знаете, так скажу — на вентиляционном комплексе, у бункера ученых и на КПП вояки стоят. Нагнали их сюда, что твоих тараканов. Так что держитесь от них подальше.
— Чудная новость! — Уокер в сердцах плюнул себе под ноги. — Уже и сюда добрались, мать их!
— Богато их, братцы, богато. Вроде как спецназ украинский, ну да черт их разберет. Мы вот решили свалить на время от греха подальше. На Бар идем.
— Дорога бархатом!
Сталкеры простились с нами, гуськом отправились дальше, в том направлении, откуда мы пришли. Мы же некоторое время молчали, глядя друг на друга.
— Вот ведь проподлинство! — наконец, выдохнул Уокер. — А я-то рассчитывал…
— Вертолет, — негромко сказал Дед.
В самом деле, послышался рокот винтов, вроде как со стороны Янова. Мы немедленно забрались поглубже в кусты, и вовремя: минутой позже в небе показался Ми-24 с опознавательными знаками Украины, идущий на юг. Неприятное было чувство — мне после событий на Милитари казалось, что это нас высматривают. Но все обошлось. Вертолет прошел совсем низко над деревьями метрах в трехстах западнее нашего