других «слишком», что не присущи настоящим северным женщинам.

— Я слышал, чернокнижник вернулся, — неожиданно поднимает тему Турин. — Это правда?

Хотя, почему неожиданно? Если бы не ярмарка, возвращение Кела стало бы первой и самой обсуждаемой новостью.

— Правда. Но, как вернулся, так и отбыл. Для него двери Лесной Гавани отныне закрыты.

— Ты прогнала его? — в голосе брата слышится удивление.

— Да. Он позволил себе слишком многое. Нарушил закон гостеприимства.

Удивляюсь собственному холодному безразличию в голосе. Вот и хорошо, вот и правильно, так и сама поверю, что этот человек давно мне не нужен. Да и никогда не был нужен.

— Ты сильно повзрослела, сестра, — со странной задумчивостью говорит Турин. — Уверен, со временем из тебя получится отличный ярл.

Наш дальнейший разговор прерывается протяжным звуком горна, который возвещает о начале игр.

И если взоры всех собравшихся направлены на самих гигантов, то я в большей степени наблюдаю за обычными людьми. Наблюдаю за тем, как зрители с готовностью приветствуют гигантов, как громогласно вторят их победам и как не менее громогласно свистят в след тем, кто оказался слаб и сошел с дистанции. Наблюдаю за напряженными лицами, за всплеском эмоций, когда тот или иной гигант справляется или не справляется с поставленной задачей.

Полностью и бесповоротно убеждаюсь, что, если бы Белой ярмарки не существовало, ее бы следовало придумать. Даже Турин ожил и к концу игр уже стоит на ногах и во все горло горланит своему гиганту то слова поддержки, то дает советы, то просто матерится на чем свет стоит. Сейчас, когда он полностью отпустил себя и не обращает внимания, как выглядит со стороны, я отмечаю, что сил в нем все еще много. И энергии много. Просто на людях, даже при мне, он не позволяет себе раскрыться.

И эта черта тоже присуща многим северянам. Для чужих мы всегда в себе, всегда в своих мыслях, в суровых размышлениях. Дома, среди родных, эта маска слетает. И то не всегда. Мы не привыкли проявлять свои эмоции на людях. Если, конечно, это не ярость битвы.

Позволяю себе небольшую улыбку. Мне нравится видеть брата таким живым. И пусть морщины на его лице никуда не исчезли, а затаенная в глазах усталость не истаяла, мне все равно нравится эта его перемена.

Сейчас он по-настоящему живой. И если немного отвлечься, то можно подумать, что нет никаких халларнов с их стальными огнедышащими драконами, что Север живет, как и прежде.

Всем нам нужно выплеснуть свои эмоции. Кому-то в состязаниях, а кому-то простым наблюдателем.

К сожалению, в последнем испытании, где гиганты бросали на дальность большие камни, гигант Турина проиграл. Ему не хватило совсем чуть-чуть, немного удачи. Потому что практически всю игру он провел в исключительном лидерстве, но в самом начале метания неудачно подвернул кисть — и уже не смог пользоваться ею в полной мере.

— Эх! — Турин с досадой садится обратно в кресло и тянется за застоявшейся чаркой пива. Делает единственный глоток, морщится, и отставляет чарку обратно на стол. — Кажется, наши молитвы предкам были недостаточно истовыми.

— Зато послушай, как люди приветствуют твоего гиганта, — говорю я.

И действительно, когда тот поднимает руки, чтобы поблагодарить собравшихся, толпа отвечает ему слитным уханьем и завываниями.

— Амулет Гиганта — большая заслуга и огромная честь, но признание людьми многократно ценнее, — продолжаю я.

Турин будто неосознанно касается пальцами собственного амулета, усмехается, искоса глядя на меня.

— Я был прав, когда отказался от бремени власти в твою пользу, сестренка. Дадут предки, через год, на новой ярмарке, мы утрем нос всем этим молокососам.

— Обязательно утрете, — нисколько не сомневаюсь я. — У твоего гиганта столько сил, что хватит ни на одни год. Только будьте осторожны. Все.

— Осторожность? — лыбится во всю бородатую физиономию. — В своем ли ты уме, сестра? Неужто на Большом перу пред ликом всех своих предков мы будем блеять, что убоялись лишний раз сходить в лес или к берегу лесной речушки.

— Не острословь, братец, — хмурюсь на его слова. — Ты знаешь, о чем я. Смерть от старости в теплой постели — вовсе не то, к чему я тебя призываю.

— Шучу, прости, — миролюбиво поднимает руки Турин. — Поверь, ни я, никто из моих людей к предкам на пир не торопится. Всему свое время. И наше уж точно еще не пришло.

— Хорошо. Ты слишком дорог для меня. И мне нужна твоя помощь. Еще долго будет нужна.

Кажется, он хочет что-то сказать в ответ, но отграничивается лишь легким кивком, а потом у меня уже нет времени продолжить беседу, потому что течение праздника требует наградить победителя первого дня игр Гигантов. И я с огромным удовольствием это делаю, водружая на шею могучего воина амулет из лазурного горного хрусталя.

Глава девятнадцатая: Хёдд

Рано утром я на ногах.

Несмотря на праздник, текущие дела никто не отменял. Больше того, с многочисленными гостями определённых докладов становится только больше.

И это ожидаемо. Потому что горячительные напитки и суровый непреклонный нрав в обязательном порядке толкают людей к выяснению отношений. Это было всегда и будет тоже всегда. Единственное, чего категорически не хотелось бы, — чтобы люди хватались за оружие. Но никакие запреты и никакая кара не способны на корню изничтожить подобные выходки.

Даже на моей памяти случались настолько серьезные конфликты, когда за отдельного драчуна целиком становился весь клан. И тоже самое с другой стороны. И бывало, дело доходило даже до серьезной крови.

К счастью, пока что у нас все хорошо: мелкие конфликты были, но их быстро гасили. Так же одного торговца медом уличили в том, что тот баловал свой товар, выдавая смесь из старого и нового меда за чистый новый. А еще поймали двоих карманников. И что тут самое неприятное — оба жители Лесной Гавани. Эти до конца праздника просидят в леднике, а уж после решим, что с ними делать. Самое распространенное наказание на подобный проступок — изгнание. Но последнее время, после прихода халларнов, за любое нарушение существует лишь одно наказание: безвылазная работа в рудниках синалума. Разумеется, исключение — покушение на убийство любого из халларнов. Подобное захватчиками карается неизменно смертью.

— Что-то еще? — спрашиваю Бурка — сотника, что отвечает за сохранность порядка на празднике.

Почтенный воин, в чьей густой бороде уже прорезались серебряные нити, хмурится и жует губами.

— Что-то еще случилось? — немного подаюсь вперед и перевожу взгляд на сидящего рядом мужа. Разумеется, в его присутствии в Лесной Гавани все отчеты я выслушиваю вместе с ним. Ибо можно