Шрифт:
Закладка:
— Вот как, — задумался Хьюго. Внезапно он осознал, что люди почитают Древних богов вовсе не из-за уважения, а из-за векового страха, который передавался от поколения к поколению. А что остается делать, как не молиться творцам, которые властны над своими созданиями? И Хьюго вспомнил как совсем недавно он ходил с отцом в храм Древних и как люди там бились лбами о пол, вознося хвалебные речи богам, глотая соленые слезы. Проповедник меж тем надрывно читал вековые заговоры и молитвы.
— А вся нечисть плохая? — любопытствовал парень.
— Она не плохая и не хорошая. Чудовища живут соответственно своей природе. Если лиса задрала курицу, разве ее характеризуют понятиями добра и зла? Для богов люди подобны комарам, что порой досаждают по ночам. Так и с чудовищами, которые есть творения богов. Для некоторых из них люди, естественная добыча. Буаги, что сожгли твой город, сожгли лишь потому, что они блуждающие огоньки, которым нужно топливо, чтобы гореть.
Хьюго внимательно слушал речь Юлиуса. Казалось, что тропарь знает не меньше Тулла Меттия или Ульдура Руттербаха. Но те были великие умы, которые черпали знания из древних источников, писаных древними языками. Они составляли гипотезы и размышляли над символами. Юлиус же рассуждал просто и без затей. Было видно, что глубинные смыслы мироздания не очень-то интересуют этого человека. Он отталкивался от реальности. От той реальности, которая окружала его. И если надо было убить упыря, чтобы тот не убил его, он так и поступал. Многочисленные шрамы на лице и шее лишний раз это подтверждали.
Шрамы.
В который раз обратив внимание на суровую физиономию Юлиуса, Хьюго задумался.
— Эти шрамы…Ты раньше был солдатом?
— Был когда-то.
— А как-же ты попал в Культ Вепря?
— Случайно, — ответил Юлиус.
Хьюго выпучил глаза. Как же так? Как можно случайно стать тропарем? Все это не укладывалось в голове.
— Однажды мы несколько месяцев держали границу в северных лесах, — начал Юлиус. — Было много стычек с хельмгольдцами. И вот в одной из таких погиб мой друг, Стефан. Я своими глазам видел, как копье пробило ему горло. Атаку северян мы отбили. Позже ночью я стоял караульным в лагере. И вот, проходя вдоль засеки, я увидел, как из леса выходит человек. Один. Он плелся, словно пьяный. Я приказал ему стоять, но человек приближался. Только он подошел к свету факела, как я увидел лицо своего друга. Голова его свесилась, а горло было пробито. Тогда я думал, что спятил. Я стал звать на помощь, ведь считал, что Стефан чудом выжил. Но он тут же стал уходить обратно в лес. На мои крики он не реагировал. Когда все сбежались, и я рассказал, что видел, меня посчитали сумасшедшим. Позже хотели сослать в лечебницу…
Юлиус тяжко вздохнул.
— В то время утешение я искал в выпивке. Пил так, что перестал отличать день от ночи. Из трактиров меня выкидывали. Странно, что не прирезали. Случайность спасла мне жизнь. Тулл Меттий нашел меня пьяного в лесу и забрал к себе, дабы я не окочурился от холода. Ну а потом я также все узнавал, как ты сейчас. Как видишь, история не самая красивая.
— Звучит ужасно, — произнес Хьюго.
— Может быть, — согласился Юлиус. — В панегирики историю эту не занесешь. Нынче я думаю, что Стефан приходил ко мне тогда попрощаться.
Глаза тропаря просветлели, и улыбка появилась на лице. Такие моменты всегда удивляли Хьюго. Ведь по своей натуре Юлиус был черствым, подобно высушенной хлебной корки. Говорил он всегда сухо и кратко. Но разве можно быть улыбчивым балагуром, когда вся твоя жизнь — это сражения и боль? Однако, слабый духом человек сохранил бы рассудок, окажись в такой передряге? И что же тогда спасло Юлиуса больше: выпивка или Культ Вепря?
***
Дорога, местами окаймленная деревьями, поднималась в гору. Только путники миновали протекавшую рядом речушку, как перед ними выросли массивные высокие стены, выложенные из камней различных оттенков. Кое-где стена давала трещины, из которых пробивался назойливый плющ. Последние лучи, уходящего в закат солнца, падали на высокие башни, которые словно стражи, оберегали границу города.
Сердце Хьюго смутилось, когда они приблизились к городским воротам. У въезда в город он увидел высокий каменный помост, на котором было три каменных столба. Все они соединялись широкими деревянными балками. Трое тел смиренно висели на лобном месте, над которым кружило черное облако воронья. Стаи хищно смотрели на свой ужин, оглашая мрачное место противным карканьем. У двух висельников одежда уже была в некоторых местах разорвана, демонстрируя куски рваной плоти. При виде этой картины Хьюго сразу вспомнил мрачную алею в землях Дикого Барона. Что тогда, что сейчас: виселица являла собой символ власти и закона. Со страхом поглядывая на это место, народ мчался в город, просачиваясь в большую арку.
Вместе со всеми путники прошли по подъемному мосту, миновав наполненный водой ров. Острые копья, поднятой железной решетки грозно свисали над головой. Но вот и она осталась позади.
Они вошли в Шиповник — город воров и блудниц, торгашей, нищих, попрошаек. Перед путниками раскинулись узкие грязные улочки, уводящие в темные закоулки. Но кое-где все же горели огни. Хьюго успел разглядеть несколько бакалейных лавок, вокруг которых столпился народ. Рядом находились и мастерские.
— Добро пожаловать в Шиповник, — произнес Юлиус. Нотку сарказма Хьюго все же уловил.
— Не думал, что этот город настолько мрачный, — поежился Хьюго.
— Он настолько мрачный насколько и величественный. Иногда его называют городом роз.
Вот уж какая ирония! Хьюго даже замотал головой. Город роз! Это был тот случай, когда название и образ города полностью противоречили его содержанию и сути. И в подтверждение этим мыслям отвратительный смрад улиц ударил Хьюго в нос, заставив парня поморщиться. Тут же он увидел, как блюет в каком-то закоулке молодой щеголь.
Оставив лошадь в конюшне, они пробирались по темной улочке, где почти никто не ходил. Лишь вонь городских отходов и испражнений постоянно здесь обитала. Осыпавшиеся стены ветхих домов своей сыростью сдавливали дыхание. Иногда висевшая над входной дверью лампа, освещала участок улицы. Тогда Хьюго видел, как на окованных железом дверях висели чучела животных: оскаленная волчья морда, разверзнутая медвежья пасть. Бывало встречались просто прибитые бивни кабана или оленьи рога. Так обычно помечались богатые дома городской знати либо городские цеха. Но
