страсти, но этого было недостаточно, чтобы удовлетворить ее любопытство. Какой его любимый цвет? Его любимая группа? Какую любит еду? Вдруг она потрясенно замерла. В глубине комнаты на глянцевой черной подставке с мягкой обивкой стояли шесть гитар.

Шей ничего не знала о гитарах, но могла сказать, что три из них — акустические и три более тонкие и изящные — электрогитары. Все они, должно быть, дорогие. И очевидно, их очень берегут. Она протянула слегка дрожащую руку к гитарам.

— Ты играешь?

Шей резко развернулась, чувство вины пронзило ее.

— Я… мне жаль, — пробормотала она, отступая. — Я не хотела подглядывать, я… — Она сделала паузу и глубоко вздохнула. — Я совершала самостоятельную экскурсию по твоему дому и увидела гитары. Они прекрасны. Я не играю, но, очевидно, ты играешь?…

Он кивнул, бесшумно пересек комнату босыми ногами и остановился рядом с Шей.

— В течение многих лет, — сказал он, нежно проводя пальцем по лакированной деке акустической гитары.

Его прикосновение к инструменту напомнило ей о его ласках, нежных ласках любовника.

— Мы были стеснены в средствах, когда я рос. Но я проявил интерес и способности к игре на гитаре, моей матери каким-то образом удалось наскрести денег на уроки. Позже я узнал, что мой отец тоже играл на гитаре. Я этого не помню, но мне нравится думать, что я унаследовал свою любовь к музыке от него, как ты унаследовала любовь к кулинарии от своей матери.

— Не мог бы ты…

Шей замолчала, сообразив, что испытывает свою удачу. Ведь он только что доверил ей то, о чем вряд ли говорил еще с кем-нибудь. То, что она узнала о нем в эту минуту, не соответствовало образу безжалостного бизнес-магната. И ей очень захотелось, чтобы его умные, талантливые пальцы запорхали по струнам, тогда, возможно, рухнет преграда, которую он соорудил между ними.

— Ты сыграешь для меня?

Гидеон внимательно посмотрел на нее, и ее сердце бешено заколотилось. Наконец он молча протянул руку к акустической гитаре. Он почти благоговейно снял инструмент с подставки и отнес к диванчику. Шей следовала за ним, ничего не говоря. Боялась, что, если произнесет хоть слово, он передумает. Как только он уселся на одном конце маленького диванчика, она опустилась на другой. Он тронул несколько струн, подкрутил колки и, наконец, удовлетворенно кивнув, начал играть.

Шей ожидала… пожалуй, сама не знала чего, но то, что услышала, потрясло ее. Под его пальцами распускался цветок страсти — это были гнев и радость, счастье и горе. Целая буря чувств, порожденная музыкой, витала в воздухе. В ней слышались мотивы народных испанских мелодий, отголоски блюзов и даже рок-н-ролла. Это было то душераздирающе жестоко, то ласково-печально и невероятно красиво.

Шей глубоко вздохнула. Когда его пальцы замерли и музыка стихла, она молчала, боясь разрушить возникшую возвышенную атмосферу. Ее словно перенесли в страну, где не может быть ничего дурного, где могут быть только чистые помыслы и благородные поступки.

Благодаря музыке Шей открылась правда о душе этого человека. Та, которую немногим людям дано было увидеть и понять.

Гидеон поднял голову, и его бездонные черные глаза изучающе посмотрели на нее. Его лоб слегка нахмурился, он потянулся к ней, провел большим пальцем по ее щеке, смахивая слезу.

— Ты плачешь, — пробормотал он.

— Правда? — потрясенно спросила Шей, вытирая пальцами щеки. Что ж, она действительно плакала и даже не заметила этого. — Я не почувствовала.

— Я был настолько плох? — поддразнил он ее с мягкой улыбкой, которой прежде не было на его лице.

— Ты был… нет, есть потрясающий, — прошептала она. — Спасибо, что поделился этим со мной.

Улыбка исчезла, но полуночный взгляд сверкал, как будто десятки звезд лежали в черной глубине его глаз.

— Я не должна хотеть тебя, — выпалила девушка. — Не должна. Но… Даже зная, кто мы такие… Даже зная, что это может закончиться только одним способом, я все равно хочу воспользоваться моментами, когда мы просто Гидеон и Шей, а не чей-то враг или сестра. Секс — это то, в чем мы честны и можем доверять друг другу. — «Секс, потребность, страсть — честны. Тело не может лгать. Похоть — великий уравнитель, независимо от социального статуса, расы или налоговой категории». О, она хорошо запомнила его слова.

Было рискованно произнести это вслух, поскольку он говорил это Камилле, а не Шей. И, судя по блеску в его прищуренных глазах и тому, как сжался его чувственный рот, возможно, он вспомнил, как изложил другой женщине свой взгляд на сексуальные отношения.

Честность. Пульс стучал у нее в ушах, когда Шей решила, что должна сказать ему правду. Она больше не могла оправдывать то, что скрывала это от него, особенно после того, как он сыграл для нее.

— Я должна тебе признаться, — с усилием проговорила она. — Я кое-что скрывала от тебя. В ночь отключения света Бриджит слегла с сильной простудой и попросила меня занять ее место на работе, иначе она бы потеряла ее. Гидеон, это было в «Дью…

— Шей, я уже понял это. Ты Камилла.

Ее губы приоткрылись от удивления. Она моргнула, уставившись на него. Как он мог?…

— Ты действительно думаешь, что я мог быть внутри твоего тела и потом не узнать тебя? Не помнить, какая ты сладкая? Нет, Лунный Свет. — Он покачал головой. — Я не мог этого забыть.

— Подожди. — Теперь все обрело смысл. — Так вот почему ты был так холоден со мной? Потому что я тебе не сказала, кто я?

Гидеон изучающе смотрел на нее и наконец ответил:

— Дело было не столько в том, что ты солгала, сколько в том, что мне было интересно, почему ты была на гала-концерте в такой роли и почему скрыла от меня правду?

— Бриджит потеряла бы место, если бы сообщила, что не выйдет на работу, не найдя замену, а поскольку ее бизнес только начинает развиваться, она не может себе этого позволить. Мне пришлось использовать маскировку и вымышленное имя. Обычно я присутствую на гала-концерте и мой брат тоже… — Шей замолчала, в ее голове начали шевелиться темные подозрения. — Мой брат, — прошептала она. — Ты подумал, я была там из-за него? Что я искала тебя ради него?

После небольшого колебания он кивнул:

— Эта мысль пришла мне в голову.

— Кто-то, должно быть, причинил тебе сильную боль, раз ты такой недоверчивый и подозрительный, — мягко продолжила она. И вдруг догадалась о личности этого «кого-то». — Тревор понятия не имел, что я была там. В той комнате отдыха было только два человека, Гидеон: ты и я. То, что