работать на меня, а не против меня. Я бы тебя своим охранником сделал!

Мартынов облизнулся, вытягивая скованные руки.

— Ой, блин, — нахмурился я. — Мне, наверное, нельзя тебя отпускать. Или можно?

— Ты будущий наследник Громовых, тебе можно всё, — в этот раз уверенность на лице Мартынова померкла. — Если отпустишь, я сделаю так, чтобы ты им стал.

— Обещаешь? — я захлопал глазами. — А ты точно меня не убьёшь?

— Даю слово, — кивнул он.

— О, ключик нашёл! Они мне его дали, представляешь? Сказали, что тебя всё равно отпустят, а тут есть шанс помириться и настроить тебя против моего брата! — я высунул ключ. — Та-а-ак, секу-у-ундочку.

Мимолётно подмигиваю одним глазом Мартынову и резким ударом вонзаю ключик в глаз преступника.

— А-А-А-А! — завопил он, схватившись за глаз. — СУКА! УБЛЮДОК! МРАЗЬ!

А через секунду Мартынов одним лишь рывком разломал цепь на наручниках и рванул на меня.

Глава 14

Дмитрий Титов с коллегами стоял напротив затемнённого с одной стороны стекла и наблюдал за, так называемым, допросом, который в анонимной форме проводил лично Константин Шагайн.

Когда парень пошагал к преступнику и сделал вид, что хочет его освободить, работники тайной канцелярии не на шутку насторожились. Но позже, когда ключ оказался в глазном отверстии Мартынова, они выдохнули с облегчением.

Сейчас оба бились друг с другом, как звери. Преступник, потому что был вне себя от ярости. А Шагайн… парень будто по щелчку пальцев перешёл в контролируемую ярость. В общем, оба оппонента отключили в себе всё человечное и активировали животное. Но это лишь делало сражение более кровавым и зрелищным.

Только вот кровь была в основном Мартыновская. Шагайн не получал особых травм, но перепачкался в крови Мартынова так, словно сам был сильно избит.

— Давай, паренёк, мсти за наших, — сжал кулак Орлов; он стоял рядом с Дмитрием Титовым. — С левой в челюсть! Вот так!..

Шагайн ушёл от размашистого удара, схватил и заломил руку противника. Пробил голову Мартынова о столешницу. Откинул его тело на пол.

— Ух… это было хорошо, — кивал Титов. — Давай, вправь этому ублюдку мозги.

За спинами жандармов раздались шаги. Обернувшись, работники тайной канцелярии поприветствовали начальника.

— День добрый, друзья, — Болконский встал посреди строя. — Ну, как проходит допрос?

— Великолепно, — усмехнулся Титов. — Одно удовольствие на это смотреть. Шагайн делает то, что сделал бы каждый из нас, будь возможность.

— Оу, вот это да, — присмотрелся Сергей Болконский внимательнее. — Я смотрю, Шагайн в мыслях всё ещё в тумане. Рвёт и мечет, словно бьётся за свою жизнь.

— Для Шагайна его слово стоит дороже, чем жизнь, — пояснил Титов. — Поверь, начальник, я прожил с его семьёй долго и наслышан о том, какой он человек. И сейчас он очень даже сдерживает себя, чтобы не убить Мартынова.

— Даже если убьёт, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы об этом знали только мы, — усмехнулся Болконский. — Да и слишком он хорош. Такой если против нас пойдёт, без папочки с компроматом его не сдержим. Мы же должны контролировать ситуацию.

— Контролировать… папочкой? Смешно, начальник. Давно уже ясно, что контролирует ситуацию только Шагайн, — покачал головой Орлов. — Захочет, найдёт способы и с нами пободаться. Поверьте, вокруг него не только тайная канцелярия пляшет, но и сам Аристарх Оболенский.

— Успокойте свои параноидальные мысли, товарищи, — с раздражением выпалил Титов. — Шагайн действует на нашей стороне. И я считаю, что наша задача лишь удерживать его на ней. Да и сам он тысячу раз говорил, что противник у него только один — туман. Мы ему не интересны до тех пор, пока не суём палки в его колёса и не угрожаем расправой. Да и убивать он Мартынова не станет, он же всё давно просчитал.

— Такого бы, да в сысковики, — покачал головой Орлов.

— Ладно, не отвлекаемся. Наблюдаем за зрелищем.

* * *

Я ушёл от размашистого удара, нанёс ответный — и Мартынова повело к стене. Сделал шаг, заострил руку льдом и резанул по бедренному нерву врага. На этот раз на ногах противник не удержался; потеряв опору, свалился на пол и попытался контратаковать.

Я пропустил в челюсть, а Мартынов отхватил по рёбрам, прямо туда, где до этого торчало ледяное лезвие, которое разорвало некоторые его межрёберные нервы. Мартынов отполз, поднялся и разбил мне губу, а я с хирургической точностью разорвал лучевой нерв на его предплечье. Я бы давно лишил его возможности ходить, видеть и быть в сознании, но продолжал наносить такой урон, с которым он имел возможность продолжать вести бой.

И на то был целый ряд причин.

Я не был тем профессиональным сотрудником силовых структур, который выбивает информацию даже из таких людей, как Мартынов. Поэтому, стоило мне посмотреть в его глаза, как пришло осознание, что метод классического допроса не сработает. Стратегия моя полностью изменилась в первый же миг, как с его головы стащили мешок.

Я решил, что ничего не сработает лучше, чем старое доброе подчинение. Но для этого мне нужно было выбить этого человека из колеи и лишить равновесия. Как физически, так и психологически.

Первым шагом стал полный вывод из строя его ранее сложившейся картины мира. Уверен, Мартынов видел во мне такого же опытного вояку, каким является сам. А когда я начал улыбаться и предлагать ему работать на себя, он искренне опешил и на секунду даже засомневался в своей профессиональности. Но тогда я лишь продолжил давить: состроил из себя идиота и начал говорить то, что он боялся слышать больше всего.

И глаза его выдали.

Ударом ключом в глаз я зафиксировал это «потерянное» состояние и окончательно подчинил его психологическую составляющую. А дальше дело было за малым. Избить, вымотать до крайне низкого уровня работы магического начала и подчинить. Полностью подчинить всё его тело, вплоть до мыслей в голове.

Такое я проворачивал с одним из своих солдат, с Филипом Гришиным, когда тот находился при смерти от ударов Безликого Медведя. Но если в тот раз подчинением я пытался спасти от ран, оставленных тварью высшего ранга, то в этот раз… планировал это делать далеко не для лечения.

Именно по этой причине никто из нас не мог одержать уверенную победу.

Мы сцепились и замерли, устало хрипя. Но вырвались из объятий друг друга и снова бросились в бой. Минута проходила за минутой, мы избивали друг друга, пытались нанести как можно более заметный ущерб. Когда Мартынов начал замечать, что победу одержать не сможет, он вяло отскочил. Его шатало, ноги тряслись, а пот заливал глаза.

Я и сам был далеко не в лучшей форме. Держался на ногах лишь благодаря состоянию «пратигха», которое выплёскивало наружу всю мою ярость и выключало другие эмоции.

Мартынов больше не смог атаковать; он лишь развернулся и попытался убежать, вызвать помощь, но я схватил его за голову, свалил на пол и… начал смеяться. Злым смехом.

— Страшно, ублюдок?

— Отпусти… сука!!

Мартынов натурально заревел, снова врезался в меня, но лишь отскочил от увесистого удара с колена. Этого «толчка» мне хватило, чтобы выбить из него остатки духа. Лежал он так несколько минут, кряхтя и собираясь по кусочкам.

И когда стало ясно, что мужик сдался, я упал коленом на его тело, прибив к холодному полу, сунул палец под рёбра, коснувшись его источника магического начала, и позволил каждой части его организма начать слушаться.

Мысли Мартынова пролетали перед глазами обрывистыми картинками. Все его разговоры с Дарьей Громовой, попытки собрать отряд и сложные (реально сложные) стратегии по полной утилизации меня и моей семьи теперь были как на ладони. Я бы и больше секретов узнал, будь он чуть менее крепким, но всё вышло так, как вышло.

Вот только это не давало поводов прекращать поиски. Планы и стратегии Громовой по похищению, убийству и ловле на живца меня не особо интересовали. В прошлой жизни я был сыном Императора Ристария, потому таких покушений до Бездны в жизни было много. И, скажу без лукавства, против меня продумывали планы и посерьёзнее.

Я хотел отыскать кое-что другое… что-то, что скрыто настолько хорошо, что даже куча новейших сенсоров тайной канцелярии отыскать не смогла.

Повторюсь, за все годы сражений с Бездной мне пришлось изучить практически всё, что касалось тварей тумана. И я был уверен, если тварь возникает из ниоткуда — как это