Баба Дуня на это только вздохнула. Грустная у ее сына сложилась судьба.

~

Сама баба Дуня тоже переживала не лучший период. Возвращение к сыну она воспринимала как поражение. Погостив у сестры, она отчетливо поняла, что не нужна никому на свете. Сын и внучка, конечно, любили ее, но, будучи человеком с богатым жизненным опытом, она не могла не признать, что ее присутствие явно тяготило семью, привыкшую за долгие годы к своему быту. Впрочем, деваться ей особенно было некуда.

Днем она чувствовала отчаянную тоску и как на иголках ждала, когда кто-нибудь вернется с работы. Она уже не претендовала на внимание, совместную игру в карты, разговоры, – ей только хотелось, чтобы кто-то живой был рядом, кто-то кто мог бы ответить на вопрос хотя бы из чувства вежливости. Ждала отклика, как когда-то далекого письма.

Уезжая от сестры, она раздала последние ненужные теперь ей вещи, оставила Вере целый чемодан, сожгла все старьё. Старые письма и тряпки горели черным пламенем, словно чуяли ее беду.

«Здравствуйте, Галя, Иван, Татьяна. Наконец-то получила от вас письмо и даю ответ, потому что делать нечего. Идет дождь. У нас плохая погода сейчас, а в огороде все хорошо, только как убрать. В лесу грибов мало было. Сейчас пошли маслята, но я не хожу, просто не охота возиться с ними. Много голубицы было, но только далеко, а вот брусника вроде есть. Но если не смогу сходить, куплю ведро и хватит. Нога стала болеть и плохо вижу. Надвигается старость.

Но вот наши новости. Ты бы Ваня писал хотя бы раз в месяц, а то за лето одно письмо. Куда годится. Может, зимой приедешь. Нам охота телевизор купить или этот наладить. А одна я не могу. Но как дела покажут у тебя, помозгуй, ладно?

Но оставайтесь живы, здоровы, убирайте урожай. В общем всего хорошего. До свидания. Ждем ответа.

Мать, бабушка».

Каждый месяц бабушка Дуня по-прежнему получала письма от сестры, и они с Галей по-прежнему читали их вдвоем, потом днем она писала ответ, внучка подписывала конверт, а сын отправлял его на почту. Так создавалась иллюзия совместной жизни.

Сестра писала:

«Всем здравствуйте! Всех с Пасхой! И храни вас Христос!

А все потому, что я знаю, что Иван с Галей при тебе. Я рада, что им поближе с тобой общаться. В прошлом письме ты написала, что ты в очередном «загуле». Ну, очень жаль. Я ждала твое письмо о новой жизни на «Рублевке».

У меня одна отрада, что ничего плохого не происходит. Ползаю потихоньку в магазин, но только когда очень необходимо, так как у меня вдруг отказалась носить меня, такую худенькую, правая нога. И очень болит, когда хожу, а лежу не болит.

Из ремонта осталось доделать веранду, но зато поменяла разбитое стекло в комнате. Делать нечего и не хочется. Тоскую по-страшному о людях. Просто хоть с кем-нибудь поздороваться. Никому не нужна, кроме Наташи, да и то она и ее «сокровища» ко мне ходят, потому что есть надо, да бабка за детьми приглядит, а слово доброго не скажут. Воспитала на свою голову. На днях Сашке, хулигану нашему, сделали операцию на одной коленке, прыгает на костылях, учить будут на дому. Сама Наташа тоже сплошная больнушка. Доконал ее последний мужик-то, и сбежал, когда совсем приперло. Только Петька и радует, хоть и матершинник, зато старшая за ним, как за каменной стеной, когда не пьет он.

При теперешнем своем самочувствии с больной ногой я очень рада, что не работаю. Да давление у меня и по утрам, и по вечерам зашкаливает, в огород выйти не могу, голова кругом. И то за целый день не знаю, куда себя деть. Научи, как ты сражаешься с бездельем. Даже не представляла, что от безделья устаешь больше, чем от большой работы.

Лучик радости: грозится приехать Марфида, жена нашего Юрки, ты должна помнить ее, с нашей племянницей. Погляжу хоть на них, потом тебе напишу все обстоятельно.

И еще проблема. Письмо написала, а отнести не могу. Ящики все с нашей улицы убрали. Одну партию отдала почтальонке, когда та с пенсией приходила. Говорят, ящики ломают. Недавно у соседки нашей, слепой Авдотьи, прямо среди бела дня козу увели и у нее на огороде и оприходовали. Уж как она плакала. Страшно жить стало.

А до почты мне далеко. Хорошо у Наташки рядом, но ей доверить так просто нельзя, напоминать надо. Пенсию нам прибавили почти на сто пятьдесят рублей, так что и ты скоро получишь, а что ты нам оставляла, истратила на ремонт. Сквозняки по полу теперь не гуляют, так что дети ползают, где хотят. Да и одной много ли надо, если бы не мои красавицы. А им явно не хватает. Наташка не работает давно, Лена, вроде, устроилась подработать на лесопилке, много ли с волос денег возьмешь, еще при тебе вроде, а теперь ее спалили. Такие вот дела. Детские, сама знаешь, какие, еще вот Петька около трех тысяч надежуривает. Работает в том же садике, где и наш Пашка раньше. А компания, ты сама знаешь, какая рядом. Пашка-то наш хоть на работе не пил, мать уважал, деньги ей все отдавал, а этот под настроение. Как поймаешь. Но все копейка. Я было думала к нему пойти на подсменку (сутки через трое), но вдруг нога отвалилась.

Дуня, если тебе сейчас очень худо, потерпи до лета, а там тебя на травку вывезут и сразу побежишь. Зима у нас была крепкая, а сейчас снега уже нету, днем +13, а ночью наоборот минус. Вроде бы обо всем осветила.

До свидания. Желаю крепкого и очень хорошего здоровья!

Всем привет.

Твоя сестра Вера, дочери Лена и Наташа, внучки и племянницы Сашка, Таня, Зоя, Антон».

~

Беда подкралась нежданно. Ирина, мать Татьяны, которую Галя навещала по субботам и воскресеньям, захворала. Ноги стали плохо слушаться ее, и невестка с внучкой теперь ездили ко второй бабке на другой конец города раз в два дня, по очереди. Сын тоже стал пропадать по ночам на работе, готовил какой-то новый проект. В доме воцарилась тишина, нарушаемая шумом телевизора. До лета было далеко.

Баба Дуня сочувствовала сватье. Ноги в их возрасте дело нешуточное. У нее самой ломило суставы на погоду, и каждый вечер она натирала их то мазью, то настойкой на березовых почках. Да