обходной путь, не приказал выставить дозоры по всему периметру карьера, слишком положился на неприступность естественных укреплений. Возможно, именно тяжесть этой ответственности выбила генерала из колеи и заставила почувствовать себя ни на что не годным стариком. Так что, как и практически в любой шутке, в этом сравнении тоже была доля печальной истины.

Однако ни Горн, ни другие наёмники не винили генерала в просчёте. Он практически не управлял Свободной шахтой, ей заведовал один из наиболее опытных наёмников. Если кто и расслабился и был виноват в случившемся, так это он. Но, мертвецов не судят, так что оставалось лишь смириться с произошедшим и думать, как жить дальше, а не искать виноватых. Ли понимал это не хуже меня, я видел в его проницательном взгляде собранность и готовность действовать дальше, не обращая внимания на потери. Как и любой военный, он привык к неизбежным жертвам в ходе войны, а также к предательским и подлым манёврам противника. Орки редко использовали хитроумные стратегические ходы, а вот во время кампании в Варранте диверсии, убийства парламентёров, ночные налёты на лагеря и геноцид мирных жителей были обычным делом. И всё же тогда Ли выстоял и, несмотря на катастрофическое положение и перевес сил на стороне противника, сумел сохранить дисциплину в войске, перехитрил врага и добился победы. Не собирался он отступать и сейчас, было ясно, что дни Гомеза сочтены – он перешёл дорогу не тому человеку.

Горна, как и меня, немного сбило с толку такое странное приветствие, а для усиления эффекта генерал добавил:

– Я ждал вашего прибытия.

– Мы не могли не зайти, – рассеянно ответил Горн, – это…

– Мильтен, я знаю, – ответил Ли, подойдя поближе и всматриваясь в моё лицо, – я помню почти всех бойцов, бившихся под моим началом, и тем более, отличившихся. Ты помогал нам разведать место для лагеря, а бой с маткой ползунов и вовсе невозможно забыть. Немногие тогда дошли до конца, и тем более вернулись обратно невредимыми. Признаться, я надеялся увидеть тебя в рядах наёмников сразу после праздника. Но, как видно, судьба распорядилась иначе. Глядя на твою мантию, теперь я понимаю, почему ты тогда исчез.

– Иннос указал мне путь, – ответил я, решив сыграть привычную роль.

Генерал улыбнулся. Слегка, лишь самыми уголками губ.

– Видимо, он, действительно тебе благоволит. Получив печальные вести, мы больше не ожидали увидеть никого из магов огня живыми. Быть может, кому-то ещё удалось выбраться?

Похоже, информированность генерала ограничивалась знанием о моём приходе в лагерь. В этом не было никакой мистики, особенно, если принять во внимание длительность разговоров, которые вёл по пути Горн. Наверняка кто-то при виде нас у ворот, в надежде выслужиться сразу же отправился с донесением в резиденцию.

– Нет, все остальные мертвы, – ответил я с грустью, но не опуская взгляда.

– Мои соболезнования, – ответил генерал и, вздохнув, добавил, – возможно, Корристо не во всём был прав. Он участвовал в моём пленении и доставке сюда, слепо следовал отданным приказам… Но всё же он не был предателем. Он верил, что таким образом служит Миртане.

Я оставил без комментариев замечание Ли. Горн не вмешивался в беседу, соблюдая субординацию – пока Ли к нему не обращался, он молчал. Орик продолжал сидеть за столом, будто происходящее его и вовсе не касалось. Иногда он вертел в руках кружку, рассматривая её, будто видит впервые, после чего подливал себе ещё вина и вновь погружался в неведомые размышления. Несмотря на видимую расслабленность, во всём этом чувствовалось какое-то невысказанное напряжение, а его двуручный топор был прислонён к столу так, что его можно было подхватить в любой момент и ринуться в бой. Скорее всего, задумчивость телохранителя была связана с тяжёлой обстановкой последних дней. А что касается топора – это была привычка готового ко всему воина.

– Жаль, что другие маги погибли, – продолжил Ли после небольшой паузы, – Сатурас возлагал на вас большие надежды. Как и я.

– Вы? – неподдельно удивился я, – но какая Вам от нас польза?

– Всё очень просто. Вы, маги, взрываете рудную гору, барьер рушится, и колония на время погружается в хаос. Рудокопы, воры, призраки и даже стражники Гомеза – все будут поглощены лишь одной целью – выбраться из колонии. Тогда мы бы и нанесли удар, схватили рудных баронов и предали суду за все те преступления, что они совершили.

– Предали бы суду? Почему не просто убили бы?

– Многие бы желали этого, – подтвердил генерал, – но убивать без суда и следствия – выбор тиранов. Мы не должны уподобляться Гомезу и примерять на себя те полномочия, которых не заслуживаем. Народ судил бы его, и я подозреваю, что смерть после этого показалась бы Гомезу избавлением. Он уже давно не тот герой, которым многие считали его после восстания.

Похоже, что суд в понимании генерала подразумевал наказание даже более жестокое, чем смерть. За этим широким, милостивым на первый взгляд решением, скрывалась суть более страшная, чем простая казнь. Но я не мог сказать, что это несправедливо и что суд, пусть даже народный, это неверное решение. В условиях каторги другого суда быть попросту не могло, тем более, после гибели магов огня – единственных возможных кандидатов на роль вершителей правосудия. Другое дело, что народ, превратившись в толпу, часто бывает чрезмерно беспощаден и скор на расправу. История знала много случаев зверств даже со стороны обычных крестьян или горожан, что уж говорить о каторжниках, большинство из которых оказались в колонии совсем не за добросердечность.

– Думаю, что суд – это справедливое решение, – ответил я, чтобы поддержать разговор.

– Без сомнений, – подтвердил Ли, но мысли его будто бы уже были о другом. Он повернулся к Горну